Читать книгу "Обреченные на вымирание - Деткин Андрей"

и сниму шляпу, если увижу его среди ополченцев на баррикадах. Только вряд ли. Я в людях разбираюсь. Он не глуп, это факт, красивые слова, нужные слова умеет говорить, лицом играет, когда надо, интонациями, только не верю я ему, хоть тресни. Я таких правильных знаешь, сколько повидал? Был у нас в полку майорчик такой же бравый, мужественный, с лицом героя. Про патриотизм и смелость частенько задвигал, жалел, что нет возможности применить свои знания и умения военного летчика-асса. А когда началась заваруха с китаезами, и в нашем полку стали формировать отдельный отряд для переброски на границу, он единственный написал рапорт о переводе в диспетчеры. Вот так, Михалыч. Терпеть не могу тех, кто языком чешет хлеще, чем дело делает.

Андрей замолчал, желваки ходуном ходили на его загорелых скулах.

- А ты попал в тот отряд? - робко поинтересовался я.

- Попал.

- И как? Пришлось повоевать?

- Пришлось. И хватит об этом.

Андрей, похоже, не гордился своим участием в восточной войне. Я решил позже его об этом расспросить. Получалось, он не просто военный летчик, а к тому же боевой. Значит, мэр не покривил, когда вербовал его в командиры. Теперь мне стало понятно, почему Андрей так хорошо владеет оружием и хладнокровно нажимает на спусковой крючок.

Вспоминая хроники скоротечной Российско - Китайской войны, в памяти всплыли тревожные сообщения СМИ, жуткие кадры окровавленных солдат на носилках, залпы орудий, бомбардировки, полыхающие дома, испуганные беженцы, опаленные лица солдат. Запомнился один молоденький лейтенант, только что с передовой. Он был невысокого роста, худощав, в бронежилете, в разгрузке, обвешанный всякими устройствами и боеприпасами, с перепачканным мальчишеским лицом. Шел неуверенной походкой, на ходу рассеянно стягивал сферу. На рукаве дымилась прожженная камуфлированная куртка. Какой-то проворный журналист подскочил к нему, сунул в лицо микрофон и задал вопрос: «Как обстоят дела на линии фронта?». Парнишка остановился не сразу. Еще несколько шагов журналист тянулся за ним, картинка прыгала, по-видимому, оператор пятился. Офицер медленно убрал шлем под руку, моргал в объектив, словно не понимал, что происходит, открыл рот и ничего не смог сказать. Он так и стоял с разинутым ртом, моргал, пока оператор не прервал запись. В этом для меня и заключался весь ужас войны - шок, глубокий шок, вызванный смертельным страхом и ужасом бойни.

Хотя «Восточная война» была скоротечная с протяженностью фронта не более двухсот километров, по накалу не уступала крупномасштабным конфликтам. Много погибло людей, подбито машин, в том числе и самолетов. Китайцы на тот момент являлись лидирующей мировой державой и неизвестно, чем бы кончилось противостояние, не встань Штаты на нашу сторону. Они надавили на мировое сообщество, в результате ООН и лига наций осудили агрессию Китая, потребовали прекратить боевые действия с восстановлением прежних границ. США не замедлили подогнать к Филиппинам три авианосные группировки. Понятное дело, дядя Сэм встал на нашу сторону не из-за доброты душевной, а преследуя свои интересы в конкуренции с Поднебесной. Но не это важно, главное, прекратились убийства.

Я немного приотстал и вытер увлажнившиеся глаза. Невольно в моем восприятии образ того лейтенантика перенесся на Андрея. Представил его на месте парализованного шоком парня, представил, что он пережил, что могло послужить причиной этого ужаса и мне стало его жаль, какой-то ноющей, болезненной жалостью. Что-то неуловимое, опаленное добавилось к его портрету. Мне очень захотелось, чтобы Андрей считал меня другом. Прямо сейчас остановился, развернулся и, глядя в глаза, сказал: «Знаешь, Михалыч, а кроме тебя у меня здесь нет друзей».

Но нет, прихрамывая, он шагал впереди, погруженный в размышления, едва ли замечая меня.

Мы сидели на кухне, пили пиво из погребка «Краснознаменная 18». Я воспользовался ключом, который когда-то давно мне дал Федор Игнатьевич. Хозяин пришел двумя часами позже с автоматом через плечо. Он был возбужден, горд своим приобретением и наш визит его не удивил. Показывал оружие, передергивал затвор и спускал курок. Моргал вместе с щелчком ударника и его бесцветные губы растягивались в довольной улыбке. Название автомата Игнатьевич не запомнил, зато Андрей определил с первого взгляда:

- Арзамас, - буркнул он, - дайка, гляну.

Старик секунду колебался, затем протянул оружие Андрею.

- Вообще-то не положено, - прокряхтел он, - через два часа будут учебные стрельбы. Нам дали чтобы попривыкли. Патроны потом. За мной еще человек восемьдесят стояло, а винтовки уже кончались. Один молодчик на раздаче так и сказал, «оружия на всех не хватит, надо мэру доложить». Стрельбы наз…

- Так, Михалыч, срочно делаем ноги, - Андрей перебил старика, сунул ему в руки автомат, вскочил и направился к двери.

- Куда? - только и успел вымолвить я. Из коридора послышался грохот, треск, раздались орущие голоса, грянул выстрел. Двое в черном с короткими автоматами заскочили на кухню, продолжая орать, приказали нам лечь «мордами в пол». Я успел заметить, что это были молодые крепкие парни в черной форме. Мы с Игнатьевичем оказались не достаточно быстрыми, и нам пинками помогли растянуться на обшарпанном линолеуме. Андрей сопротивлялся. Из коридора доносились звуки борьбы, крики и матюки. Через минуту накал стих, донесся треск работающей радиостанции.

- Мы их взяли, - отрапортовал грубый бас. В ответ послышался искаженный помехами голос.

- Отлично, ведите их сюда.

- Встал, давай, резче, ну, каратист гребаный, - раздалось из коридора. Один из спецов заглянул на кухню. Я увидел лишь высокие черные берца.

- Тащите этих в машину.

Нас жестко подняли и выволокли на улицу. Андрея держали двое. Кровь сочилась из разбитой губы, текла по подбородку, он пытался вытереть ее плечом и цедил сквозь зубы:

- Суки, - сплюнул красной слюной, - справились, трое на одного. - Увидел меня и подмигнул, - Михалыч, не рыпайся, а то и тебе вмажут. Делай, что скажут...

От удара под дых Андрей согнулся и сдавленно застонал. Его встряхнули и поволокли к двери, нас следом. Мне и Игнатьевичу руки не выкручивали и уделяли куда меньше внимания. Старик таращил глаза, часто спотыкался и был глубоко потрясен. Я повернул голову к охраннику и сказал:

- Федор Игнатьевич не причем, мы просто к нему в гости зашли.

- Пасть закрой, - рявкнул тот. Что я не преминул исполнить. За домом на углу стоял армейский внедорожник. Как потом мне объяснил Андрей, чтобы мы не услышали звук подъехавшей машины и не всполошились раньше времени. Нас запихнули внутрь через