Читать книгу "Угасший огонь - Жозе Линс ду Регу"

его, даже погода. Шел ли дождь, светило ли солнце, выходила ли из берегов река, или засуха спалила сахарный тростник, ему было все равно. Но она-то все видела. И больше других переживала несчастья, обрушившиеся на ее семью. Ей казалось, что все живут в ином мире, чем она. Даже Ненем потеряла всякий интерес к окружающим. Она ухаживала за розами в своем саду, пересаживала растения, поливала их — и, казалось, ни о чем больше не хотела знать. Но в действительности она видела и прекрасно понимала, каково состояние Санта-Фе. При последнем сборе урожая в их энженьо почти не выжимали сахарный тростник: не было лошади. Амелии пришлось потихоньку от Лулы распорядиться, чтобы на сбереженные ею деньги купили в Гуриньеме пару кобыл. С грехом пополам получили шестьдесят сахарных голов. Они-то и составили весь доход Санта-Фе. Деньги, вырученные за десять мешков очищенной шерсти, дали возможность произвести вновь посадку сахарного тростника. Прежде ей не приходилось думать о таких вещах. Теперь же все заботы легли на нее. Луле некогда было присматривать за хозяйством. И она сама стала производить расчеты с работниками. Правда, их было не так уж много — всего пять человек. И все же энженьо существовало. Как-то раз, когда прохудился котел для варки сахара, она встревожилась. Мастер-сахаровар сам отправился в Санта-Розу и привез оттуда все необходимое для починки. Лула ничего не знал об этом. Если бы не куры, у Амелии не было бы денег, чтобы посылать кучера Макарио за покупками на базар в Пилар. Хорошо, что муж не знал, что она продает куриные яйца торговцу Неко Паке из Параибы, а то бы он пришел в отчаяние. Куры выручали дону Амелию. Ей всегда нравилось ухаживать за курами. И вот теперь они спасали ее. По понедельникам приходил торговец и дюжинами покупал яйца. На вырученные деньги она брала свежее мясо на рынке в Пиларе. При отце кладовая всегда была полна продуктов. Но она старалась не вспоминать о прошлом. Она просила Неко Паку никому не рассказывать об ее торговых операциях. Ей не хотелось, чтобы в долине кто-нибудь знал, что хозяйка энженьо Санта-Фе содержит семью на деньги, получаемые от продажи яиц. Это хорошо тогда, когда в доме нет нужды и хозяйка энженьо, как, например, дона Эмилия из Ойтейро, выручает большие деньги, продавая сладости из кокосового ореха на станции пассажирам. Все хвалили ее за предприимчивость и изобретательность. Но если бы кто-нибудь узнал, что хозяйка Санта-Фе продает яйца, чтобы прокормить свою семью, насмешкам не было бы конца. Нет, хватит с нее той истории с убийством лошади. Хватит с нее несчастной дочери, над которой все смеются. Неко Пака был человек неразговорчивый. Он приходил с корзинкой и уносил товар. Боже сохрани, чтобы Лула узнал об этом. Гордость Лулы была болезнью, которую не могла излечить никакая набожность. Хозяин энженьо, живущий на деньги, которые добывала его жена! По воскресеньям они всей семьей ездили в церковь. Она прекрасно видела, как насмешливо поглядывают на них, когда они гордо входят на паперть.

Они одевались так же, как и раньше. Ненем и дона Амелия носили те же украшения, те же кружева, те же кольца, Лула не позволял им выезжать без драгоценностей. В церкви у них было свое место. Негр приносил им шелковые подушки, а кабриолет ожидал их около церкви. Прежде чем выехать на дорогу, ведущую в энженьо, они, как обычно, проезжали мимо муниципальной палаты и разворачивались на главной улице. Звенели колокольчики. Это было единственной радостью доны Амелии. Жизнь уже давно стала для нее испытанием, посланным богом, унижением, но в те минуты, когда она проезжала по главной улице и видела в окнах женщин и мужчин, смотревших на их кабриолет, она была счастлива, вполне счастлива. Но едва коляска, миновав последний дом поселка, выбиралась на дорогу, обрамленную кажазейрами, она понимала, что все это пустяки. Лула, как всегда, был мрачен, а над губой Ненем уже появился пушок великовозрастной девицы. И эта тишина, которую не в состоянии был нарушить даже веселый перезвон колокольчиков, наполняла сердце доны Амелии горем, от которого нередко выступали на глазах слезы. Коляска проезжала мимо дома Жозе Амаро, и Лула снимал перед мастером шляпу. Этот человек, который еще ребенком переехал в Санта-Фе с отцом, убившим в Гойане человека, не нравился хозяйке энженьо. Не то чтобы он причинил им какие-нибудь неприятности, просто доне Амелии не по душе был этот человек в энженьо, который не платил арендной платы, не выполнял никакой работы и вообще вел себя так, будто он был хозяином земли, на которой жил. Она никогда не говорила об этом с Лулой. Правда, так повелось со времен ее отца. Старый Амаро прибыл в Санта-Фе с письмом от родственника, капитана в Гойане. И поселился на той самой земле, где живет теперь его сын. Коляска ехала заливными лугами, поросшими кустарником, но только одна небольшая плантация с темной зеленью ухоженного сахарного тростника могла радовать глаз хозяина. Не сохранились леса и бамбуковые рощи, не видно было полей, засеянных кормовыми травами, бахчей с дынями, побеги которых вьются по изгородям вдоль дороги. Некому было теперь засевать земли Санта-Фе. Полковник Лула не желал нанимать работников, которые требовали слишком большую плату. После освобождения рабов в 1888 году один парень из Итамбэ сумел получить с плантации сахарного тростника больше двухсот голов сахара. И все же сеу Лула поругался с ним, и тот вынужден был уйти.

О жадности сеу Лулы говорили повсюду. Старый Жозе Паулино, проезжая мимо Санта-Фе, наверно, сокрушался, глядя на заросшую сорняками землю. Дона Амелия, сидевшая в своей коляске, разодетая, в кружевах и драгоценностях, испытывала к этой заброшенной земле такое же чувство, как к осиротевшему ребенку. Раньше у негра Макарио были сильные, норовистые кони, которых он укрощал кнутом. Нынешние изможденные клячи еле-еле тащили кабриолет, не давая работы старым, дрожащим рукам кучера. Коляска приближалась к энженьо. Над зеленым кустарником показалась черная труба их сахарного завода. Долгие годы она дымила в голубом небе, и клубы от сжигаемых в топках жмыхов уходили в белые облака. Вот и каза-гранде. Дона Амелия вспомнила отца. С детских лет дата «1852», написанная капитаном Томасом над дверью их дома, напоминала ей о добрых и богатых временах в хозяйстве отца. Кабриолет остановился. Они вошли в мрачную каза-гранде. В то воскресенье Амелию мучили воспоминания. Оливия все время болтала в своей комнате. Пришла оскоплять петушков Адриана. Дона Амелия тревожилась за судьбу своей семьи. Ей хотелось