Читать книгу "Богач, бедняк... Том 2 - Ирвин Шоу"

– Эти янки, – говорил он, покачивая головой, – чертовски способные люди, черт их подери, недаром они захватили весь мир.

Они сразу подружились с Томасом, всегда приветствовали друг друга при встрече на пристани, угощали друг друга выпивкой в маленьком баре у самого входа в бухту. Кимболл без труда догадался, что Томас бывший боксер, и Томас рассказал ему о некоторых своих матчах, как ему порой приходилось туго, о своей победе в Лондоне, о своих двух плаваниях и даже о своей последней драке с Куэйлсом в отеле Лас-Вегаса, и это особенно пришлось по душе воинственному Кимболлу. Он, правда, ничего не рассказал ему о Фальконетти, и Дуайер знал, что ему тоже лучше об этом не распространяться.

– Боже, Томми, – восхищенно говорил Кимболл, – если бы только я умел так драться, как ты, то я очистил бы от подонков все бары от Гиба до Пирея.

– И в ходе такой очистки получил бы нож между ребер, – охладил его пыл Томас.

– Ты прав, конечно, – согласился Кимболл. – Но согласись, что прежде получил бы колоссальное удовольствие!

Когда он сильно напивался и видел перед собой Тома, то громко стучал кулаком по стойке бара и орал:

– Видите этого парня? Если бы только он не был мне другом, я бы законопатил его в палубу, а он мой друг! – И сразу же нежно обнимал Тома своей татуированной рукой.

Их дружба была крепко сцементирована однажды вечером в Ницце. Дуайер с Томасом случайно забрели в один бар. Там они увидели Кимболла. Перед ним у стойки образовалось небольшое пространство, и Кимболл, как всегда, громко «выступал» перед группой посетителей, в которой они заметили несколько французских матросов и трех-четырех молодых людей, крикливо одетых и с угрожающими физиономиями. Томас сразу распознавал таких и старался держаться от них подальше. Это в основном были мелкие хулиганы, рэкетиры, выполняющие по всему побережью различные мелкие поручения своих главарей банд со штаб-квартирами в Марселе. Инстинктивно он чувствовал, что все они вооружены, если у них и нет пистолетов, то ножи есть уж наверняка.

Пинки говорил на таком языке, который Том не мог понять, но по его агрессивному тону и мрачному выражению на физиономиях постоянных клиентов этого бара он мог легко догадаться, что Кимболл поливает их всех отборными оскорблениями.

Кимболл, когда напивался, оскорблял французов. Если напивался в Италии, то оскорблял итальянцев. Если дело происходило в Испании, то оскорблял испанцев. К тому же при этом он забывал подчас про тот очевидный факт, что он один и что явный перевес на стороне его противников, часто в соотношении один к пяти. Но это его отнюдь не сдерживало, только подзадоривало к еще более скандальным приступам насквозь пропитанного презрением красноречия.

– Его сегодня прикончат, прямо здесь, в баре, – прошептал ему Дуайер, понимая большую часть тех выражений, которые употреблял вошедший в раж Кимболл. – И нас заодно, если выяснится, что мы – его приятели.

Томас, крепко сжав руку Дуайера, потащил его за собой к Кимболлу, поближе к стойке.

– Привет, Пинки, – весело сказал он.

Пинки резко повернулся, готовый к схватке с новыми врагами.

– Ах, это вы, – с облегчением произнес он. – Как я рад, что вы здесь. А я тут высказываю кое-какие истины этим сутенерам для их же блага.

– Кончай базарить, Пинки, – строго сказал Томас. Потом бросил Дуайеру: – Я сейчас скажу пару слов этим джентльменам. Переведи им. Но ясно и понятно, только максимально вежливо. – Он сердечно улыбнулся посетителям в баре, которые начинали выстраиваться зловещим полукругом вокруг них. – Как видите, джентльмены, этот англичанин – мой друг. – Он подождал, покуда Дуайер нервно переведет его обращение. Но на их недоброжелательных физиономиях не произошло никакой перемены – все то же мрачное выражение. – К тому же он пьян, – продолжал Томас. – Вполне естественно, никому не понравится, если его друга обидят, пьяного или трезвого. Я сейчас попытаюсь его урезонить, попросить, чтобы он больше не произносил перед вами оскорбительных речей, но сегодня, даже если он что-то скажет, я предупреждаю, никакой расправы не будет… Считайте, что сегодня я вроде полицейского в этом баре и я несу ответственность за поддержание здесь мирной обстановки. Пожалуйста, переведи все это поточнее, – сказал он Дуайеру.

Тот, заикаясь, переводил, а Пинки, поняв в чем дело, с отвращением громко произнес:

– Дерьмо, ребята, я вижу, вы опускаете флаг!

– А сейчас, – продолжал Томас, – я вас всех угощаю. Бармен! – Он улыбался, но чувствовал, как у него напряглись все мышцы, как сжались кулаки, и он был готов в любую секунду броситься на самого крупного из них – корсиканца с тяжелой челюстью, в черной кожаной куртке.

Французы неуверенно переглядывались. Они, конечно, пришли в бар не для драки, и, поворчав немного, все же стали по одному подходить к стойке за выпивкой, которую им поставил щедрый Томас.

– Тоже мне боксер, – презрительно фыркнул Пинки. – У вас, у янки, каждый божий день – это день перемирия.

Но все же он не стал упираться и минут через десять дал увести себя из бара. На следующий день он пришел на «Клотильду» с бутылкой анисового ликера и, протягивая Томасу бутылку, сказал:

– Спасибо тебе, Томми. Они наверняка бы проломили мне голову, если бы только не вы. Просто не знаю, что со мной происходит, стоит пропустить лишь несколько стаканчиков. И самое главное, я никогда не побеждаю в драках, весь покрыт шрамами от головы до пят – вот расплата за кураж. – Он добродушно засмеялся.

– Если тебе охота драться, – сказал Томас, вспоминая те дни, когда он сам ввязывался в драки просто так, неважно с кем, неважно по каким причинам, – то дерись только трезвым. Старайся разбираться со всеми по одному. И не заставляй меня заступаться за тебя. Я давно уже с этим покончил.

– А что бы ты сделал, Томми, – спросил Пинки, – если бы они набросились на меня?

– Ну, устроил бы для них небольшое развлечение с мордобоем, – ответил Томас, – чтобы дать достаточно времени Дуайеру улизнуть из бара, и потом сам бросился бы прочь, чтобы спасти свою шкуру.

– Развлечение, – повторил Пинки. – Я бы не пожалел пары шиллингов, чтобы посмотреть на это!

Томас никак не мог понять, что случилось в жизни Кимболла, что толкало его, превращая из милого, дружелюбного, пусть не очень далекого парня в драчливого, невменяемого зверя, стоило ему опрокинуть лишь несколько стаканчиков. Может быть, когда-нибудь Пинки сам ему это расскажет.

Пинки зашел в рубку, бросил взгляд на приборы, настороженно прислушался к ровному гудению дизелей.

– Все, можешь начинать летний сезон, парень, – ободряюще сказал он. – На собственной яхте. Как я тебе завидую!

– Нет, мы пока не готовы, – возразил Томас. – Команда не укомплектована до конца. Не хватает одного человека.

– Как? – удивился Пинки. – А где же тот испанец, которого ты нанял на прошлой неделе?

Испанца ему порекомендовали как хорошего кока и стюарда, и к тому же он не просил больших денег. Но однажды вечером, когда он уходил в увольнительную на берег, Томас заметил, как тот сунул в ботинок у щиколотки нож. Из-под штанины он был, конечно, не виден.