Читать книгу "Серебряное пламя - Сьюзен Джонсон"

Теперь Валерия поняла границы своей независимости.

— В десятых числах сентября, — ответила она с необычной для себя прямотой.

— Благодарю. Теперь я уйду.

Когда она не двинулась с места от двери, Трей недолго поколебался, пытаясь подавить неотвязное желание разорвать ее на мелкие кусочки.

— Черт возьми, Валерия, — взорвался он, — убирайся с моего пути.

Подойдя к ней, он взял ее за талию и отодвинул в сторону. Рывком толкнув дверь кабинета, он вышел в отделанную мрамором прихожую, прошел по черному полированному полу быстрыми шагами и, пожелав доброй ночи дворецкому, прикрыл за собой дверь.

В десятых числах сентября, думал Трей с усталым облегчением, расслабив пальцы, которые все еще были сжаты в кулаки. Снег пошел сильнее, большие снежные хлопья медленно порхали в воздухе, блестя в свете уличных фонарей. Мир казался благопристойным и неиспорченным.

— Не на всю жизнь, только до десятого сентября, — выдохнул он и попытался поймать языком падающие снежинки, чувствуя внезапное облегчение.

Когда он вновь вернулся в свою комнату, то перелистал странички календаря до сентября и обвел кружком десятое число.

— Свобода и… Импрес, — пробормотал Трей.

Глава 16

За окнами железнодорожного вагона простирался зимний ландшафт, но непрошеные слезы в глазах Импрес мешали любоваться открывающимся видом. Расстроенная, несчастная, обиженная, она хотела бы остаться одна, чтобы в одиночестве разобраться с переполнявшей ее обидой за измену, спокойно взвесить все аргументы «за» и «против», обосновать принятое ею решение с отъезде. Но Импрес была не одна, настойчивые расспросы детей требовали ответов, нужно было удерживаться от рыданий.

Зачем уехали, спрашивали они, зачем нужно Гаю предпринимать что-то для восстановления титула, зачем нужен сам титул, почему уехали, не попрощавшись с Треем? И Импрес объясняла опять и опять, а они спрашивали; когда точно приедет Трей и как он разыщет их во Франции? Уверена ли Импрес, что он сможет их найти? Огромным усилием воли, удерживая себя от слез, она повторяла то, что уже говорила о письмах и почте, деловом расписании Трея, особых обстоятельствах, требовавших присутствия Трея на сессии, которые не позволили ему попрощаться с ними.

— Возраст Гая позволяет ему принять ответственность за поместье, — промолвила Импрес, как будто не говорила об этом же едва ли не десять минут назад. — Конечно, если суд решит рассмотреть наше дело. Ну, а для Трея крайне важно решить проблемы границ в резервациях.

— Почему мы не могли подождать его? — опять спросила Женевьева. — Не понимаю, что нам мешает потерпеть, пока Трей не освободится и не поедет с нами вместе? К тому же Эмили говорила, что не возражает остаться в Моктане навсегда.

И Женевьева обратилась за поддержкой к старшей сестре. Будучи старше на четыре года, Эмили уже начина понимать, что стоит за спокойными объяснениями Импрес и покрасневшими глазами, поэтому дипломатично хранила молчание.

— Нам не следовало ехать одним, -мрачно заявила Женевьева, не обращая внимания на отсутствие поддержки со стороны сестры.-Ты говорила, что он всегда будет с нами, — продолжала она обвинительным тоном.

— Помолчи, Трей не мог ехать сейчас, — спокойно парировала Импрес, хотя в душе ей хотелось кричать. — Он никак не мог ехать, потому что должен быть на законодательной сессии.

И ему вовсе ни к чему, совсем упав духом, подумала Импрес, бросать только что приобретенную жену.

Эдуард, лицо которого сморщилось от плача, больше всех страдал от отсутствия Трея, отказываясь есть с того момента, как они сели в поезд, возмущенный и несговорчивый. Как ни пыталась Импрес успокоить его и устроить поудобнее, он отталкивал ее, говоря сквозь слезы:

— Хочу к Трею… хочу обратно… найди Трея…

— Мы отправились в прекрасное путешествие, Эдуард, — уговаривала его Импрес, — и поплывем на таком корабле, который ты видел на картинках в книге, а Гай через некоторое время будет графом. Ты знаешь, кто такой граф?

— Мне все равно! — закричал Эдуард, его личико напряглось и покраснело. — Хочу к Трею.

— А когда мы вернемся? — спросила Эмили задумчиво, в ее темных глазах отражался невысказанный страх того, что это никогда не случится.

— Не знаю, — ответила Импрес с тихим вздохом, для нее это «когда» могло обернуться бесконечностью, если интерес Трея действительно полностью сосредоточился на жене. — Может быть, совсем скоро.

— Ненавижу тебя! — закричал Эдуард Импрес. Слезы катились у него по щекам. — Плохая! Плохая!

Гай, более других понимавший истинные причины езда: испытанное унижение от визита Валерии было еще свежо в его памяти, неуклюже попытался отвлечь Эдуарда.

— У тебя будет комната в нашем новом доме, целая большая комната, не то, что в домике в горах.

— Дом Трея все равно больше, — возразил Эдуард. — Хочу к Трею.

— У тебя будет пони. Тебе ведь хочется пони?

— Не нужен мне пони, — пробормотал Эдуард несчастно, — мне нужен Трей.

На Импрес накатила дурнота, словно ее организм сочувствовал высказанному Эдуардом желанию. Разве все мы не хотим его? — подумала она с горечью; безвозвратность их отъезда усиливалась с каждым стуком колес на стыках рельсов, от тоски она плотнее сжала пальцы, лежащие на коленях.

К душевным страданиям от потери Трея и вида несчастных детей добавились физические — ее постоянно укачивало. Со времени визита Валерии Импрес потеряла аппетит, а теперь, как она решила, ритмичное покачивание поезда вызывает у нее тошноту. Но и в просторной отдельной каюте на борту корабля, отправляющегося из Нью-Йорка, она не почувствовала облегчения. Еда потеряла всякую привлекательность, ее прекрасная кожа приобрела зеленоватый оттенок, и она предположила, что у нее началась морская болезнь.

Однако и через восемь дней, лежа в постели на твердой земле в отеле в Гавре и с отвращением глядя на поднос с едой, стоявший на тумбочке, Импрес, по-прежнему, чувствовала тошноту, и тогда она поняла с внезапной слабостью и страхом, что не морская болезнь, не тряска в поезде, не физическая усталость и эмоциональное потрясение, вызванные внезапным отъездом, были причиной ее недомогания.

Скорее всего, Трею предстоит стать отцом второй раз за этот год. А может быть, кроме нее и Валерии, есть и другие беременные любовницы, которых осчастливил пользующийся самым большим спросом в Монтане бакалавр подумала она. Он, если верить слухам, определенно установил в этом деле рекорд.

Но по мере того как проходил день, негодование Импрес на Трея смягчилось воспоминаниями о том, какой счастливой и наполненной сделал он ее жизнь. У нее будет ребенок от Трея, думала она, не пытаясь понять резкого душевного перехода. Ребенок, который будет всегда напоминать о нем.

— Здравствуй, малыш, — выдохнула она тихо, ожидание и нежность звучали одновременно в ее голосе.