Читать книгу "След белой ведьмы - Анастасия Логинова"

– Довольны? – вскричала она, наконец. – Довели меня до натуральной истерики! Так теперь уходите! Оба! Мне нужно выспаться хоть немного перед завтрашней поездкой!

Алекс возразил крайне нерешительно:

– Вы не можете уехать, матушка… Как-никак я помощник полицмейстера отныне…

Софи опять хлопнула ресницами в крайнем изумлении. Хохотнула:

– Ты арестуешь собственную мать?! Не говори глупостей, Алекс. Я уезжаю. А ты, будь добр, связаться с моим поверенным и вовремя оплачивать мои счета. Терпеть не могу проволочек!

Снова хохотнув, Софи попыталась было пройти мимо. Она уже тронула ручку двери, когда Алекс остановил ее куда более решительным тоном.

– И все же я вынужден просить вас задержаться, матушка. Боюсь, нам придется поехать в полицию.

Лиза вопросительно поглядела на лицо мужа – бескровное, застывшее, как гипсовая маска. А после на его правую больную руку, будто бы небрежно опущенную на спинку стула. Искалеченными пальцами, Алекс сжимал перекладину так сильно, что дерево жалобно скрипнуло под ними. Так сильно, что шрамы его побелели.

Как же ему сейчас было больно, наверное… А впрочем, та боль, что поселилась в его душе – отныне и навек – едва ли шла в какое-то сравнение.

* * *

Останки Анны Даниловны Кулагиной действительно нашли в Шарташе, под утесом – в том самом месте, которое позже показала Софи.

Батюшка похоронил жену на семейном кладбище, рядом с собственными родителями. Бывал там чуть ли не ежедневно и отчаянно винил себя за прежние мысли о супруге… Он тяжело переживал последствия сей истории. Даже то, что Лиза была с ним каждую минуту – а вскоре и вовсе они с Алексом перебрались в батюшкин особняк на Гимназической набережной, – помогло мало.

Батюшка воспрянул духом лишь когда стало известно, что Лиза ждет первенца. Родилась девочка – неспокойная, шумная и крикливая. Которую единогласным решением нарекли Анной. О, с каким энтузиазмом, горящими глазами и молодецкой прытью Лев Кулагин взялся нянчить внучку! Для того даже окончательно оставил свой важный пост, карьеру, да и в целом, казалось, рад еще больше, чем молодые родители.

Карьеру теперь строил Алекс. Без поддержки тестя это оказалось значительно трудней, но он справлялся. Не отставала от мужа и Лиза. Ее стараниями в городе был образован первый женский кружок – который, впрочем, занимался не только пропагандою женских прав, но и помощью словом да делом женщинам, что не в состоянии помочь себе сами.

Женщин таких – Лиза понимала это отлично – было и будет еще ох как немало…

Эпилог

Целых полгода Кошкину счастливо удавалось избегать общества графини Раскатовой. Он нанял квартиру в Петербурге, подальше от Большой Морской улицы, где, как говорили, стоял ее с новым мужем особняк. Десятыми дорогами обходил Исаакиевский сквер, где она могла прогуливаться. Еще Кошкин всеми силами старался избегать выходов в свет. Даже когда пришло известие об официальном восстановлении его в прежней должности, да Платон Алексеевич лично пригласил отпраздновать в ресторане – вежливо отказался. Ресторан хоть и территориально далек от Большой Морской, был местом фешенебельным. А на грех и вилы стреляют: Кошкин не представлял, что станет делать, если увидит там ее.

В тот вечер, сославшись на нездоровье и отказав Платону Алексеевичу, Кошкин купил цветы в киоске и поехал к Ирине.

Странный это был визит.

Ирина поглядела сперва на розы, потом на него самого и вдруг тяжко вздохнула. Так и не пригласила войти.

– Не нужно вам больше ко мне ездить, Степан Егорович, – тихо молвила она, отведя в сторону взгляд. – И венчанию не бывать. Неправильно это все…

– Глупости какие! Лишь нам с вами решать, что правильно, а что нет!

Кошкин хотел рассердиться – но тут увидел, как из уголков ее глаз катится влага.

– Я не могу, – настойчивей сказала Ирина. – Гляжу на вас – а вижу его! И тотчас всплывает в памяти, как он ударил меня, а потом схватил за руку и потащил в сани. Он бы увез меня, если б тогда, по счастью, Виктор не выглянул на крыльцо! Я тогда и поняла, что никогда это не кончится! Гляжу на вас – и вижу, как в том трактире я лекарство ему в чай наливаю, покуда отвернулся…

– Тише! – Кошкин нервно оглянулся, нет ли кого рядом. Легонько подтолкнул плачущую Ирину вглубь квартиры. – Да что на вас нашло?! Мы ведь договорились никогда более не вспоминать!

– Да, простите… – она принялась вытирать слезы. – Но, покуда вы рядом, я не могу забыть, от чего вы меня увезли.

Снова Ирина подняла на него взгляд – мягкий, но неожиданно решительный. С железной, прежде незнакомой Кошкину ноткою в голосе, сказала:

– Это даже хорошо, что вы меня не любите. Любили бы – мне труднее было б вас прогнать. Уходите! Я полжизни провела в клетке, Степан Егорыч. Не хочу и вторую половину быть в заточении.

Кошкин, до крайности пораженный, не двинулся. Тогда Ирина сама обошла его и шире распахнула дверь.

– Спасибо вам, что оплатили квартиру до конца месяца, Степан Егорыч, – сказала Ирина уже вдогонку. – Я устроилась сестрою в клинику… с первого же жалованья верну все до копейки.

Кошкин был против, но деньги она действительно вернула. Пообещала хоть иногда давать знать о себе и при первой же необходимости к нему обращаться. А впрочем, это был последний раз, когда они виделись.

А потом… беда пришла, откуда не ждали.

Младшая сестрица Варя в отсутствие Кошкина успела таки поступить на курс к Немировичу-Данченко, как и намеревалась прежде. Училась она в Москве, где и проживала с матушкой, а нынче, в последних числах сентября 1893 года, участвовала в постановке «Пиковой дамы» в петербургском театре. Пела Варя за старуху-графиню – ведущую женскую партию. Пела меццо-сопрано, таким насыщенным и обволакивающе грудным, что несколько раз у Кошкина по коже пробегали мурашки, и он изумленно смотрел на сцену, до сих пор не вполне веря, что вот эта дива, которую, одновременно затаив дыхание, слушали полтыщи человек – его смешная неуклюжая Варька.

…а потом опера кончилась. И покуда зал тонул в аплодисментах, на сцену вдруг вышла она. Светлана Дмитриевна Раскатова. Графиня. Ее супруг, низенький, толстенький, отчаянно потеющий человечек лет тридцати, стоял позади нее, то и дело поправляя пенсне.

Светлана его не видела. Без интереса она скользила взглядом по залу и благосклонно улыбалась распорядителю театра, который благодарил и восхвалял их с мужем. Она, кажется, возглавляла благотворительный фонд помощи молодым артистам – или что-то подобное… Кошкин не особенно слушал. Он смотрел на Светлану во все глаза – и сам не знал, хочет ли, чтобы она его заметила?

Все решила Варя.

Вероятно, мать рассказала, и она что-то знала о них со Светланой. А потому, явно желая задеть графиню, Варя, едва ее увидела, вдруг презрительно хмыкнула поставленным своим голосом. И демонстративно отказалась аплодировать меценатам.