Читать книгу "Слуги зла - Максим Далин"

— Мое последнее имя — Мертвец, — сказал он, доев мясо и облизав пальцы. — Я из Черных Провалов.

Я присвистнул, услышав это название, и вспоминал, пока мои ребята называли свои имена. Любопытное место — Морайа, Черные Провалы. Подгорье, давно переходящее из рук в руки. Пещеры, когда-то принадлежавшие оркам, потом, после очередной войны — эльфам. Недавно орки снова их отбили, а в Пуще с горечью вспоминают подземные дворцы Морайи и надеются их когда-нибудь вернуть. Черные Провалы, вот как…

— Значит, в Черных Провалах до сих пор наши? — спросил Паук нежно. — Под Теплыми Камнями удивляются, как вы ухитряетесь их удерживать.

— Я был с теми, кто выбил оттуда тварей полтора года назад, — сообщил Мертвец. — Мой клан родом из Провалов, это было очень хорошее место. Моего деда убили там в первую войну, а мы с братьями и сестричкой нашли в Провалах Последний Приют и кровищей гадов разрисовали. В смысле то место, где Приют раньше был… они же все там загадили, везде напакостили, ведьмы поганые…

— Не знаю, как вы можете теперь там жить, — сказала Шпилька и передернулась. — Там же, наверное, и запах-то не выветривается…

— Запах — не самая большая беда, — пробурчал Мертвец. — Мы Линию Ветров восстановили. Хуже, что гады грибницу уничтожили, подземную живность — им же жрать не надо, их морок прокормит… а нам никак запасы не сделать. Пастбища-то на виду, все время с людьми цапаемся за скотину… раньше в Провалах слепые свиньи жили, а теперь их там кормить нечем.

— Даже бойцам жрать нечего? — спросил Задира сочувственно.

— Патруль жрет то, что раздобудет на поверхности, — ответил Мертвец. — Бойцы сами себя прокормят, как псы… Вот женщинам надо, чтоб запас был, у них же дети, да у инженеров мозги не работают без жратвы, так что, пока в Провалах налаживаем жизнь, у людей тырим почем зря. А что? Все равно лешачке пойдет!

— За что только мучаетесь? — вздохнула Шпилька. — За грязную эльфийскую берлогу, мертвую, опоганенную… себя не жалеете…

Глаза Мертвеца сузились в щели.

— Не мертвая берлога, — сурово возразил он. — Наши горы. Всегда были наши и всегда будут наши. Наши кости — их камни. А грязь вычистится со временем.

— Мертвец, знаешь, что? — сказал Паук, толкнув его в плечо со всей дружеской теплотой, на какую только был способен. — Можно принести живую грибницу из-под Теплых Камней. И еды из наших запасов. Расстояние-то — всего ничего, три дня пути быстрым шагом.

Мертвец ухмыльнулся, толкнув его в ответ:

— Интересно, клан Теплых Камней примет эту твою идею или это лично у тебя приступ милосердия?

— По нашим сведениям, ожидается большая война, — сказал Паук. — Каждый боец из-под гор — наш союзник и товарищ. Так что я говорю от имени клана.

— Ага. А эльфы рассекают вместе с вашим патрулем накануне войны? — спросил Мертвец, щурясь.

— Слушай, Мертвец, — не выдержал я. — Давай я расскажу тебе, как вышло, что я рассекаю с аршами, а ты покажешь мне Морайю? Пожалуйста! Почему-то мне кажется, что это важно.

— Ему кажется! — хмыкнул Мертвец. — Скажи, Паук, этот тип, этот эльф — он у вас всегда такой? Важно ему…

— Ты не поверишь, какая история, — встрял Задира. — Всем историям история! А Провалы точно интересно посмотреть. И мне интересно. Место знаменитое…

— Знаменитое место, — хмуро согласился Мертвец. — Раньше лучшая алхимическая лаборатория была в окрестностях, металлы плавили, стекло выдували… В Доме Крылатых летучие мышки жили, маленькие, ручные. А красота! Предки в некоторых залах не жили, берегли — с факелами никто не ходил, чтобы своды не коптить. Пещерный жемчуг рос… да что вспоминать! Теперь уже этого никто не увидит.

Я слушал его печальный монолог и поражался. Я так часто слышал пространные речи об уничтоженной красоте, о невосполнимых потерях, но ведь от эльфов, Варда преблагая! Именно о Морайе говорилось совершенно в этом же тоне! Дивный подгорный свет. Шедевры лучших мастеров. Драгоценное сияние гения. И все это безжалостно истреблено орками, тварями Мрака, ненавистниками прекрасного и светлого.

Теперь я страшно хотел увидеть Морайю. Мне казалось совершенно необходимым составить собственное мнение, хотя сейчас, после разговора с гномом, после города, после целой зимы с аршами, я был склонен более доверять жителям гор, чем возвышенным эльфийским речам.

— Ладно, пойдемте, — сказал Мертвец. — Этих прихватим? — спросил, пнув ногой труп гвардейца. — Жалко мясо так бросать. Пригодились бы…

— А далеко тащить? — осведомилась Шпилька деловито. Задира хихикнул.

Мне стало несколько не по себе.

— Может, лучше пару коров угнать? — очередной раз пришел ко мне на помощь Паук. — Они своим ходом пойдут, по крайней мере. Эльф, стадо за поворотом дороги заметил? Не больше мили, я бы сказал…

— Одно другому не мешает, — возразил Мертвец, окинув трупы хозяйственным взглядом. — Коровы вкуснее, кто спорит, но когда с говядиной и кониной плоховато, будешь любую дрянь жрать. И потом, коров там люди охраняют, будет драка, убивать придется, к чему? Эти и так мертвые, а другие, может, еще поживут… Я понимаю, эти натурально человеческим пойлом насквозь пропитаны, но, может, если подольше жарить…

— Детям все равно лучше не давать эту отраву, — заявил Паук, но больше спорить не стал.

И я не стал. Вот не стал же! Вероятно, любой высоконравственный человек скажет, что я духовно умер, очерствел до состояния нелюдя — очень возможно. Будучи эльфом, я был совершенно равнодушен к тому, что станется с живыми людьми; теперь мне стало глубоко безразлично, что станется с мертвыми. «В конце концов, — подумал я, — с точки зрения аршей, эти трупы — такие же охотничьи трофеи, как для людей — туши горных коз». Когда в глубине моей души пытались шевелиться какие-то соображения по поводу уважения к мертвым, память сразу подкидывала видение обгорелых костей в старом кострище. С кем тягаться нравственностью?

Человеческая этика, эльфийская этика, орочья этика… Горстка бойцов, отчаянно пытающаяся выжить, ведущая постоянную войну против всех. Их родина, которую кто-то надолго отбирал и приспосабливал под себя, лишив их прежних святынь и прежних удобств. Их подруги и дети, существа вне нравственного закона, который не они придумали и который не имеет к ним и их жизни никакого отношения. Такое обычное для военного времени мародерство, но не то мародерство, что принято у людей, ибо трупы врагов интересуют орков не побрякушками и тряпками, а мясом, и руководит мародерами не алчность, а голод, простой честный голод хищников. И ведь именно поэтому этика орков кажется людям более ужасной, чем любая человеческая алчность и любое человеческое преступление.

«Арши — хищники», — думал я, сопровождая своих товарищей налегке: меня избавили от необходимости тащить труп из соображений гуманности и безопасности вместе. «Пусть у Эльфа руки будут свободны», — сказал Паук, добрая душа, и явно имел в виду больше, чем произнес вслух. «Арши — хищники. Они могли бы счесть людей своей законной добычей и охотиться на них, как волки на коз. Вероятно, большая часть людей — весьма легкая добыча. Аршей сдерживает исключительно здравый смысл и способность к сопереживанию, невероятно редкая у моих сородичей. А оркам всего-навсего „нравятся некоторые люди“, пасть Барлогова!