Читать книгу "1971. Агент влияния - Евгений Щепетнов"

Страус неспроста это сказал. У меня уже были… хмм… так сказать – случаи. Репортеры разных мастей. Папарацци. Они похожи на навозных мух – лезут, лезут, лезут! И ведь написано – приватная территория, так какого черта?! Дошло до того, что один из этих козлов ворвался через ворота, когда Лаура приехала после закупки продуктов – открыла ворота, въехала… и этот гаденыш вбежал и с ходу начал фотографировать и ее, и территорию дома, и все, что успел сфотографировать, пока Пабло не вышиб из него дух коротким апперкотом. Что папарацци надеялся увидеть, заснять – не знаю. Толпы казаков, пляшущих «Барыню»? Русских солдат? Или оргии, которые, само собой, устраивает этот загадочный русский писатель? Русские, ведь они такие извращенцы! Ооо… это всякий знает! Хайли лайкли!

Пришлось вызвать шерифа и сдать козленыша с рук на руки органам правосудия. За несанкционированное проникновение на чужую территорию, даже если это всего лишь чужой газон и ты прибежал за своей собачкой, – штраф две тысячи долларов. Вот и пусть платит, лишенец! Пусть скажет спасибо, что не пристрелили!

Мда… теперь я начинаю понимать жизнь всяких там звезд. Ты под кустик пописать не сможешь без того, чтобы этот приятный процесс не засняли с висящего в небе дрона. Хорошо, что в этом времени дронов еще нет.

Пленку, само собой, из фотоаппарата выдернули, хоть и повторюсь – снимать особо было и нечего. Я как раз сидел в кабинете и работал, Пабло возился во дворе, ковыряясь в земле. У него вдруг проснулась тяга к садоводству, и он целыми днями копался в саду, высаживая редкие растения, доставая их где-то в Нью-Йорке. А может, и еще где-то. Деньги на них брал у меня, а я и не отказывал – пусть сажает. Я люблю интересные растения. Сейчас как раз их и сажать – в зиму, так легче приживутся.

– Роджер, а заранее известить меня было нельзя? – вздохнул я, прекрасно понимая, что эти мои слова для Страуса – пустой звук. Для него все пустой звук, кроме бизнеса и удовлетворения его потребностей. Такой уж человек, эгоист до мозга костей! Но дельный эгоист, очень дельный.

– Да ладно, Майкл! Не переживай! Пару часов, и ты свободен! Зато какая реклама! Не забывай, нам постоянно нужно подогревать интерес к твоей персоне и к твоим книгам. Иначе публика тебя забудет, пусть даже ты и такой востребованный писатель. Мирская слава мимолетна! Как там сказано в Екклезиасте? Все пройдет. И это пройдет!

– А еще сказано – не храните сокровища на земле, ибо тля их поест, черви сожрут и разбойники украдут.

– А я и не храню свои деньги на земле! Хе-хе-хе… я в банке их храню! Там ни червяков, ни тлей нет – если не считать насекомыми банковских работников. Хотя иногда, глядя на их физиономии… что-то от жуков у них в рожах есть! И от разбойников! Хе-хе-хе… Давай, давай, не забивай меня цитатами из Екклезиаста! Приедет Синди, и ты сделай все, что нужно. Кстати, напомню тебе про наш разговор… в машине, помнишь? О Сириусе Блэке? Так вот я считаю, что эта твоя задумка очень хороша! И мы будем ее эксплуатировать по максимуму! И что там у тебя с книгой? Когда сдашь? Мы ждем! Все ждут!

– Заканчиваю. На днях сдам.

– Отлично! Это просто отлично! Замечательная новость! – Голос Страуса просто звенел. – Так вот давай, жди Синди! Подготовь место, где будете разговаривать – у тебя этого самого места более чем достаточно. Кстати, хотел похвалить твой вкус – замечательно отделал дом. Великолепное поместье! Ты сам все придумал или нанимал дизайнера?

– Сам. Ладно, Роджер… приму я твою Синди. Только пусть не опаздывает – я хотел вечером кое-куда съездить, если они притащатся к вечеру…

– Нет, все в порядке, не переживай. И это… бандита своего спрячь! Не показывай. И где ты такую рожу нашел?! Он одним только взглядом убьет! Ну, все, бай! Как только назначат встречу с Диснеем – позвоню.

Гудок. У нас после того, как кладут трубку, идут короткие гудки, здесь – длинный гудок. Вот, казалось бы, похожая земля – березки, сосны, трава пахнет так же, как у меня дома… а все-таки это совсем другая земля, чужая. Мелочи, а они все меняют. Другая улица. Другие магазины. Другие кафе. Даже гудок другой. И люди совсем другие.

Кстати, с соседями я практически не общаюсь. Даже не знаю, кто есть кто. В принципе, я тут и прожил-то всего ничего, без году неделя, но все равно… Честно – и желания общаться с соседями не возникает. Зачем мне их знать? Что они мне? Много ли людей, которые живут где-нибудь в многоквартирной башне, знают всех своих соседей по подъезду, общаются с ними? Пришел с работы, заперся в своей норке, и… идут лесом все соседи! Если только не мешают жить. Вот так и я – приехал, заехал в ворота, заперся… и вот он, мой маленький мирок, в котором я хочу видеть только тех, кого хочу! По-моему, нормальная ситуация. А что там обо мне думают эти самые соседи – да не все ли равно? Забор у меня высокий, ни мне их не видно, ни им – меня.

После разговора со Страусом пошел к Пабло, сообщить, что к нам едет реви… нет, не ревизор. Но что-то наподобие – такая же неприятная свора. Попросил Пабло заняться обустройством гостиной под телесъемки, а Лауру – напечь к полудню пирожков и наготовить несколько чайников кофе – эта телевизионная братия прожорлива, как тараканы, а я все-таки русский человек и не могу отпускать гостей голодными. Не так воспитан. Мировоззрение не соответствует уровню просвещенных стран.

Потом спустился в подвал – пострелял, после чего обрел спокойствие, как если бы перестрелял всех врагов и просто мешающих работать, позанимался на тренажерах, дождавшись, когда вытяжка уберет из помещения пороховой дым, принял душ и, освеженный, уселся работать, заказав Лауре на вечер сварить мне борща и испечь пирожки с мясом и зеленью. Борщ варить научил ее я сам – чего-чего, а готовить умею и даже люблю. Готовлю еду похуже, чем стреляю (для настоящего кулинара мне не хватает терпения), но вполне достойно. Лаура научилась просто-таки мгновенно, записав рецепт себе в блокнотик, и самым сложным в этом деле было научить ее правильно выговаривать название. Она постоянно норовила назвать его то «боржч», то «борджеч», то еще как-то особо хитро, так, что и не узнаешь. Я смеялся, она хихикала, но пока не произнесла максимально правильно – я ее не отпускал и заставлял повторять снова и снова, говоря, что в названии половина вкуса этого блюда. Что «борджеч» никак не может быть таким же вкусным, как красный свекольный борщ, в чашке с которым, как медаль за заслуги, виднеется жирная-прежирная фермерская сметана. И да – свеклы жалеть не надо!

Ничего… я вас научу готовить правильные блюда! Привыкли к своим чертовым гамбургерам и сосискам в тесте! Тьфу!

Хлеб. Это у них не хлеб, а стрихнин какой-то. Они не умеют делать хлеб! Он безвкусный и с разрыхлителями. Ужасно! Лаура теперь сама печет хлеб – я местную дрянь есть отказываюсь.

Работал до ужина, а потом и после ужина – допоздна. Меня как раз «проперло», текст лился рекой и нельзя было упускать такую возможность. Потом как-нибудь заглючит, вот и отдохну. А до тех пор надо работать. Впрочем, заглючивало меня нечасто.

Лег спать в два часа ночи. Выглянул в окно, посмотрел на залитый светом прожекторов сад и спокойно задвинул тяжелую непроницаемую занавеску. Если кто-то все-таки попытается влезть через забор – там у нас еще и система сигнализации. Заорет, завоет – всех разбудит. А на всякий случай у меня под рукой еще и пистолет – тот самый знаменитый «Кольт 1911».