Читать книгу "От войны до войны - Вера Камша"

– Дикон! А я боялся, что ты убежишь!

Этого еще не хватало! Наль! Ричард с большим трудом выдавил из себя улыбку:

– Решил вот послушать. Я тебя не видел.

– Еще бы. Я не состою в оруженосцах у Ворона, так что мог разве что на галерею пробиться, среди вельмож мне делать нечего. Ждешь Преосвященного?

Ричард кивнул. Оноре Дика не интересовал нисколько, хоть и казался приятным человеком, но не признаваться же Налю, что он подстерегает знаменитую куртизанку. Кузен бы не понял, да и куда ему с его внешностью и манерами?!

– Оноре – молодец, – глазки родича блестели от восторга, – от Авнира осталось мокрое место, так аспиду и надо!

– Крик – худший из доводов, – небрежно заметил Ричард, без зазрения совести повторяя слова господина Шабли, – как думаешь, Дорак и вправду болен?

– Нет, разумеется, – Наль для вящей убедительности тряхнул головой, – просто понял, что крыть нечем, и выпустил вместо себя своего прихвостня. Он…

Кузен пустился в рассуждения о диспуте. В отличие от думавшего о земном Дика, Наль помнил все приводимые сторонами доводы. Толстяк разливался соловьем, но Ричарду было не до религиозных догматов. Юноша с тоской смотрел, как барон Капуль-Гизайль придерживает двери, пропуская Марианну, идущую под руку со все той же уродливой вдовой. Если бы не прилепившийся намертво кузен, юноша смог бы «нечаянно» столкнуться с красавицей, но отделаться от Наля было невозможно.

Капуль-Гизайли спустились по лестнице, и тотчас из-за соседней колонны появился Людвиг Килеан-ур-Ломбах, устремившийся к баронессе. Ричард невольно улыбнулся – нет худа без добра, теперь он знает, что комендант Олларии так и остался неудачливым воздыхателем прелестной Марианны. Что ж, со случайной встречей не получилось, но кто мешает нанести баронессе визит? Надо сегодня же послать ей корзину палевых роз и записку, а завтра к вечеру зайти самому.

– …таким образом, нет сомнений, что Оноре одержал победу над Авниром, – с торжествующим видом заключил Наль.

– Безусловно, – подтвердил Ричард, поглядывая на ворота. Кузен проследил за Диком взглядом, но его мысли истолковал превратно.

– Не волнуйся, Его Преосвященство никуда не денется. Он сейчас благословляет детей, которых к нему привели. И вообще лучше пройти прямо к нему.

– А ты откуда знаешь? – спросил Дик, чтобы хоть что-нибудь спросить. Марианна все равно ушла, а об Оноре говорить проще, чем об Айрис и о Надоре.

– Я случайно познакомился с Пьетро, это один из спутников Его Преосвященства. Понимаешь, Оноре отказался остановиться в посольстве, хотя ему предлагали и Гайифа, и Агария, и Дриксен. Он снял комнаты в гостинице «Светлый щит». Я вчера был в тех краях по делу, зашел пообедать, вот и разговорились. Пьетро – очень достойный молодой человек, он послушник ордена Милосердия и будет монашествующим целителем. Я вас познакомлю. Обязательно.

Знакомиться с Пьетро у Ричарда не было ни малейшего желания, равно как и разговаривать с агарисским проповедником, но юноша честно поблагодарил. Результат оказался неутешительным – кузен немедленно поволок Дика к малому входу. Юноша вспомнил замечания Рокэ о пагубности лжи из вежливости и мысленно признал правоту своего эра. Увы, отступать было некуда, они уже добрались до небольшого внутреннего двора, в котором толпилось три или четыре десятка человек, некоторые были с детьми. Епископ Оноре что-то ласково говорил девочке с льняными волосами, а потом протянул ей серебряную чашу с освященной водой. Девочка выпила и улыбнулась клирику. Тот положил руку ей на лоб. Подошла молодая женщина с такими же, как у дочери, светлыми волосами и преклонила колена. Епископ благословил и ее.

– Молодой человек хочет исповедоваться? – Вопрос подошедшего эсператиста прозвучал как утверждение.

– Я, – начал Ричард и запнулся, – у Его Преосвященства столько дел… Вряд ли я могу…

– Ричард – единственный сын и наследник Эгмонта Окделла, – торопливо произнес Наль.

– Святая Церковь неусыпно молится за упокоение души герцога Эгмонта и его соратников, – тихо произнес эсператист. – Преосвященный примет вашу исповедь, я в этом уверен. Но придется подождать.

Дик это видел и сам. Святой Алан, ну зачем Наль всюду лезет со своей помощью, кто его просит?! Юноша вздохнул и присел на ступеньку, от нечего делать рассматривая Оноре. Он ничем не походил ни на олларианских клириков, ни на отца Маттео. Епископу доставляло искреннюю радость возиться с детьми, а детям нравился Преосвященный. Никто и не думал плакать, отворачиваться, надувать губы, отказываться от причастия, хотя ничего вкусного в святой воде не было. Ричард в детстве ужасно не любил глотать холодную подсоленную воду и делал это лишь из страха перед наказанием.

– Дикон, – мечтательно прошептал Наль, – а помнишь Надор, нашего священника?

Ричард кивнул и постарался принять вид человека, отрешившегося от всего земного. Говорить с Налем о Надоре не хотелось мучительно. Надо написать Арно, может быть, его отпустят к братьям и они встретятся. С Арно Савиньяком можно говорить обо всем…

– Ты хотел исповедоваться, сын мой? – Дик вздрогнул и поднял глаза. Перед ним стоял епископ Оноре. Клирик казался усталым, но глаза смотрели с искренней теплотой. Юноша невольно улыбнулся в ответ.

– Да, отец мой, – странно, эти слова не были ложью. Ричард Окделл и впрямь хотел исповедоваться епископу из Агариса.

– Идем со мной.

Дик с готовностью поднялся. Епископ отвел его в густые заросли сирени, где пряталась одинокая скамья. Это ничем не походило на надорскую исповедальню, хотя где взять в разрушенном аббатстве помещение для исповеди? Эсператист опустился на скамью и указал Дику место рядом с собой:

– Ты мнишь себя грешным перед Создателем, Ричард Окделл? В чем?

В чем он грешен? Юноша растерянно смотрел на Преосвященного. Отец Матео исповедовал иначе. Оноре посмотрел юноше в глаза:

– Отвечай мне и в лице моем Ему, ненавидишь ли ты? И если да, то кого?

Ненавидит ли он? Он ненавидел Эстебана и его дружков, но его враг мертв уже год, его убили в сотне шагов от этих зарослей. Странно, Ричард совсем забыл об этой вражде… Как давно это было и каким мальчишкой был он сам! А что теперь? Он должен ненавидеть Рокэ Алву, Фердинанда Оллара, Дорака, «навозников», но Ворон ему нравится! Нравится, несмотря ни на что. А о толстом короле и Дораке он почти не думает, хотя и знает, что это – враги.

– Я вижу, в твоем сердце нет Ненависти, – рука священника легла на плечо Дика, – но есть ли в нем любовь?

Да! Катари… Любить королеву, любить замужнюю женщину – страшный, непростимый грех, но он любит. Он любит сестер, Эйвона, Наля, эра Августа, Савиньяков, господина Шабли… А матушка? Не любить мать свою страшнее, чем быть прелюбодеем. Это почти богохульство!

– Отче… Я… Я люблю ту, кого любить нельзя, и я… Отче, я знаю, что должен любить подарившую мне жизнь, но мы поссорились. И я не хочу просить прощения!