Читать книгу "Трещина в мироздании - Дженнифер Даудна"

А особенно меня тревожило, что, быть может, ученые вскоре попытаются внести в человеческий геном наследуемые правки – не для того, чтобы вылечить заболевание у конкретного пациента, а с тем, чтобы исключить саму возможность болезни у еще не рожденного и даже не зачатого ребенка. В конце концов, именно в этой области Кристина предлагала поработать Сэму. И пусть Сэм не согласился, кто возьмется утверждать, что не согласится кто-нибудь другой?

Вероятность такого события угнетала меня. У человечества никогда раньше не было инструмента, подобного CRISPR, а у этой технологии есть потенциал перекроить не только геномы ныне живущих людей, но и геномы будущих поколений, создав общий палимпсест, с которого можно стереть и на котором можно написать заново любой фрагмент генетического кода в зависимости от нужд поколения, в котором выполняется редактирование. Более того, такие встречи, как встреча Сэма с Кристиной, еще больше убеждали меня, что не все разделяют мое беспокойство по поводу перспектив переписывания ДНК будущих поколений без полного понимания возможных последствий. Наверняка есть кто-нибудь, кто собирается воздействовать CRISPR на эмбрионы человека – возможно, ради устранения серповидноклеточной анемии в отдельно взятой семье, а возможно, и ради немедицинских улучшений, – и это вполне может изменить ход истории нашего вида в дальней перспективе, притом непредсказуемым образом.

Я начинала осознавать, что вопрос не в том, будут ли применены методы редактирования генома к ДНК клеток зародышевого пути человека, а в том, когда и как это произойдет[221]. Также мне становилось очевидно, что, если я хочу повлиять на то, когда и как CRISPR используют для изменения генетики будущих людей, мне прежде всего необходимо четко понять, насколько более продвинутым по отношению к предыдущим достижениям науки будет редактирование генома клеток зародышевого пути. Какие вмешательства в зародышевую линию человека уже имели место и к каким последствиям они привели? Каковы были цели подобных вмешательств? И что мои предшественники – а конкретно светила науки прошлых поколений – имеют сказать по поводу манипуляций с ДНК зародышевого пути, вероятность которых так меня тревожила?

Не то чтобы споры по поводу модификации клеток зародышевого пути человека начались только с появлением CRISPR. Это далеко не так. Еще в те времена, когда появлялись первые намеки на редактирование генома, специалисты по репродуктивной медицине уже отбирали конкретные эмбрионы для внедрения их в матку пациентки – иными словами, решали, какие гены будут переданы следующим поколениям. И еще раньше практикующие специалисты и наблюдатели выражали тревогу по поводу того, что люди однажды могут стать основными авторами собственного набора генов.

Как только была доказана роль ДНК в кодировании генетической информации, исследователи начали рассматривать возможность рационального изменения генетического кода, хотя инструментов для таких манипуляций еще не существовало. Маршалл Ниренберг, один из биологов, расшифровавших в 1960-х годах генетический код (и удостоенный за это Нобелевской премии по физиологии и медицине), писал в 1967-м о том, что у человека

есть власть определять свою собственную генетическую судьбу. Эта власть может быть использована мудро или же легкомысленно, во благо человечества или во вред ему[222].

Уверенный в том, что подобная власть не должна находиться под контролем одних лишь ученых, Ниренберг продолжал:

Окончательные решения по поводу приложения этого знания должно принимать общество, и только хорошо информированное общество способно принимать эти решения осмысленно.

Не все ученые были склонны к такому самоограничению. Всего несколькими годами позже в статье для American Scientist Роберт Синсхаймер, в те годы профессор биофизики в Калтехе, описывал генетическую модификацию человека как

потенциально одну из наиболее важных концепций, появившихся за всю историю человечества… Впервые живое существо понимает свое происхождение и может направлять свое будущее[223].

Синсхаймер высмеивал критиков, считавших, что генная инженерия – это просто современная версия бесплодной мечты о совершенном человечестве:

Человек, и это абсолютно очевидно, – слишком несовершенное создание, полное изъянов. Учитывая ход его эволюции, вряд ли могло получиться иначе… А сейчас перед нами мелькает перспектива другого пути – шанс ослабить внутренние ограничения и непосредственно исправить изъяны собственного устройства, чтобы идти вперед к совершенству, далеко за пределы нашего сегодняшнего видения, этого примечательного продукта эволюции длиной в два миллиона лет.

В течение двадцати лет с момента публикации эссе Синсхаймера ученые стремительно наносили на карту путь к совершенству, который ему в конце 1960-х виделся лишь в самых общих чертах. К началу 1990-х уже начались испытания генной терапии на пациентах-людях, и, хотя было очевидно, что точные манипуляции ДНК клеток зародышевого пути человека пока недоступны – даже при наличии сравнительно продвинутой технологии, – исследователи все равно не переставали страстно мечтать о такой возможности. Френч Андерсон, проводивший эти первые клинические испытания, открыто высказался об опасностях и этических неоднозначностях генной терапии в целях улучшения человека независимо от места ее приложения – будь то соматические клетки или клетки зародышевого пути. Помимо всего прочего, он задался вопросом, все ли ученые способны ответственно обращаться с этой новой силой, или найдется исследователь, который

будет скорее подобен маленькому мальчику, которому нравится разбирать механизмы. Ему хватает ума разобрать часы и, вероятно, даже собрать их заново, так чтобы они тикали. Но что, если он попробует “усовершенствовать” их? Например, поставить стрелки покрупнее, чтобы проще было разглядеть, который час. Но если эти стрелки будут слишком тяжелы для механизма, то они будут двигаться слишком медленно, неравномерно или вовсе остановятся… Попытки этого мальчика внести улучшения в часы только навредят им[224].