Читать книгу "Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто"

Теперь на этом месте стоит роскошный Боржом, с его необъятными парками и целебными минеральными водами. Масса больных с ранней весны стекается сюда искать исцелений от своих недугов. Жизнь бьет ключом в окрестностях Боржома, она видна повсюду – и в дачном городке, в лесу, по дорогам, и даже на Куре, покрытой плотами. Не то было, когда утомленный, промокший и голодный отряд Бурцева, в ожидании артиллерии и обозов, остановился здесь на бивуаке. Многоводная река преграждала путь, обильные ручьи целебной и горячей воды, никому не нужные, свободно струились с камня на камень и, падая каскадами, спешили к лону Куры. Девственный лес, колеблемый ветром, пел однообразную, унылую песню. На обоих берегах Куры, на голых скалах, мрачно выступая из тени давнишних веков, высились одряхлевшие развалины некогда грозных замков Гогиасцихе и соперника его, Петерсцихе. Эти два угрюмых свидетеля былой кипучей и страстной жизни устами народных преданий рисуют картины таких кровавых событий, такого мрачного коварства, корыстолюбия и, наряду с беззаветной храбростью, такого безрассудного самодурства, что для человечества было бы лучше, если бы их вовсе не существовало.

Седой сазандарь и теперь еще поет о том, как в этих каменных гнездах жили два брата, вражда которых не знала пределов. В их взаимной борьбе, в их диком разгуле сказались такие черты феодальных нравов, которые вполне были достойны рыцарей больших дорог. Как два коршуна, стерегли они добычу, и не было прохода к мирному путнику ни купцу-армянину, ни оплошавшему каравану. Покровительство одного вызывало беспощадную месть другого, и оба брата со своими азнаурами не раз встречались в кровавых схватках из-за добычи, наводя своей жестокостью и злобой ужас на всех окрестных тавадов. Гибель и смерть черной тучей стояли над обоими замками. С омерзением смотрели соседи на столь ненормальное явление братской вражды и всеми силами старались примирить их. Наконец братья съехались, обнялись и дали клятву во взаимной дружбе. Дорогие азарпеши и турьи рога, наполненные кахетинским вином, пошли на радостях ходить вкруговую, но вино не могло залить таившейся ненависти и только разогревало страсти. И вот во время шумного пира одно неосторожно брошенное слово вызвало новую бурю: неугомонные братья схватились за кинжалы – и оба пали мертвыми, их азнауры не отстали от своих владельцев – и шестьдесят человеческих трупов легли на том самом месте, где за минуту перед тем произнесены были клятвы вечной любви. С тех пор замки опустели, а беспощадное время превратило их в безобразную груду развалин.

У этого-то исторического Гогиасцихе отряду пришлось опять остановиться, опять строить паром и переходить Куру, расплачиваясь человеческими жизнями.

Турки, прекрасно зная, что делается весной в Боржомском ущелье, не хотели верить, что русские войска могли в эту пору года прийти на помощь к Ахалцихе, и потому были чрезвычайно удивлены, когда 17 апреля Бурцев явился верстах в сорока за Ацхуром. Целью движения его на этот раз была простая рекогносцировка. Но Бебутов, желая воспользоваться присутствием войск в Аббас-Туманском санджаке, поручил ему наказать некоторые деревни, наиболее волновавшиеся во время осады Ахалцихе. Бурцев грозою прошел почти вплоть до подошвы Аджарских гор, и население, загнанное им в горные ущелья, еще заваленные снегом, лишившееся скота и имущества, вынуждено было просить о пощаде. Бурцев вызвал к себе старшин, привел их к присяге и отошел к Ацхуру.

Весть, что русские войска уже подходят из Грузии, ускорило наступление турецких войск, и 25 апреля сильный авангард их под личным начальством Ахмет-бека, спустившись с гор, стал в деревне Квели, верстах в семидесяти от Ахалцихе. Лазутчики сообщили, однако, что авангард пришел налегке, без артиллерии, которую не мог перетащить через горы, и потому рассчитывает на первое время ограничиться только разорением христианских деревень в Ардаганском санджаке. Князь Бебутов, со своей стороны, поспешил воспользоваться неосторожным движением Ахмет-бека, чтобы разбить его прежде, чем подойдут остальные турецкие войска, и поручил экспедицию Бурцеву.

30 апреля Херсонский полк с пятью орудиями выступил из-под Ацхура и, соединившись на пути еще с двумя ширванскими ротами и казачьим полком Леонова, ночевал верстах в двадцати шести от Ахалцихе. Здесь получены были известия, что неприятель уже вышел из Квели по дороге на Ардаган, и Бурцев, быстро сообразив возможность отрезать его от гор, форсированным маршем двинулся к деревне Цурцкаби. Удайся это движение – и неприятель, отброшенный внутрь пашалыка, мог очутиться в безвыходном положении. К счастью для турок, это опасное движение было открыто вовремя, и Ахмет-бек вернулся назад с такой поспешностью, что, когда Бурцев подошел к деревне, она уже была занята пятитысячным турецким отрядом.

Цурцкаби, большая омусульманившаяся вконец деревня, не сохранила от старины ни малейших признаков, которые свидетельствовали бы о том, что и она некогда принадлежала к обшей семье грузин. Даже православная церковь, где в старые годы все население Посховского бассейна собиралось слушать пастырское слово, стоит не в развалинах, как большая часть церквей этой злополучной местности, а обращена в мечеть, и с ее плоской кровли мулла призывает правоверных к намазу. От прежнего величественного храма остались только голые стены да несколько камней, сохранивших неясные следы грузинских начертаний.

Подходя к Цурцкаби, войска увидели ряд высот, которые, заслоняя деревню, громоздились амфитеатром одна выше другой и были усеяны турецкими стрелками. Рассчитывая на крепость позиции, Ахмет-бек намеревался отстаивать одну высоту за другой, и затем, когда русский отряд уже будет ослаблен значительными потерями, дать решительный бой под самой деревней, где были укрыты его резервы.

Теперь положение самого Бурцева, очутившегося лицом к лицу с двойными силами противника, укрывшегося в крепких позициях, стало опасным. Обойти высоты было нельзя, а штурм их с фронта грозил большими потерями. Но Бурцев все-таки предпочел лучше идти вперед, чем отступать на протяжении пятидесяти верст, ввиду неприятеля отважного, умеющего пользоваться малейшим успехом. И вот в два часа пополудни русские войска двинулись на приступ. Первая позиция турок скоро была взята батальоном херсонцев, но последующие оборонялись так упорно и требовали такого напряжения сил, что, когда ширванские роты овладели наконец последней высшей точкой высот, весь отряд вынужден был остановиться всего в полутораста шагах от Цурцкаби. Потеря была уже значительная, а перед войсками стояла деревня, окруженная толстой деревянной стеной, оборона которой еще усиливалась несколькими ярусами огня из всех домов селения. Вот в эту-то роковую минуту неприятель вдруг выдвинул свои резервы и всеми силами перешел в наступление. Ширванские роты были атакованы пехотой; турецкая конница насела на полубатальон херсонцев, далеко выдвинувшийся вперед за нашу боевую линию. Жестокий бой, не раз переходивший в рукопашную свалку, длился до самого вечера, но все нападения неприятеля были отбиты, и Ахмет-бек отошел в деревню.

Наступила темная апрельская ночь. Положение обоих противников, измученных боем, понесших большие потери, было настолько критическое, что трудно было даже сказать, что произойдет поутру: русские ли попытаются овладеть деревней, турки ли еще раз атакуют русскую позицию, или, наконец, одна из сторон, слабейшая духом, воспользуется ночью, чтобы заблаговременно уйти из-под ударов противника? Случилось именно последнее. Турки за час до рассвета покинули деревню и отступили. Бурцев преследовал неприятеля и предавал огню все встречавшиеся ему на пути непокорные деревни.