Читать книгу "Инкогнито. Тайная жизнь мозга - Дэйвид Иглмен"

Я не стремился переопределить наказуемость; нет, я говорил о необходимости удалить ее из юридического языка. Наказуемость — ретроградное понятие, требующее распутать безнадежно сложный клубок генетики и среды, определяющих траекторию человеческой жизни. Например, все известные серийные убийцы подвергались в детстве жестокому обращению[300]. Делает ли это их менее подлежащими наказанию? Нет. Это неправильный вопрос. Зная о том, что плохое обращение является фактором, предрасполагающим к совершению преступлений в будущем, следует предотвращать насилие над детьми. Мы по-прежнему должны убрать преступника с улиц безотносительно к его прошлым несчастьям. Насилие в детстве не может служить значимым биологическим оправданием; судья должен принимать меры для защиты общества.

Понятием для замены наказуемости является способность измениться — обращенный в будущее термин, который задает вопрос: что мы будем делать дальше? Возможно ли перевоспитание? Если да — отлично. Если нет, изменит ли наказание в виде тюремного заключения будущее поведение? Если да, отправьте его в тюрьму. Если наказание не поможет, то возьмите человека под государственный контроль, чтобы ограничить его дееспособность.

Моя мечта — сформировать основанную на фактах социальную политику, согласованную с нейронной структурой мозга, которая заменила бы существующую сегодня политику, опирающуюся на сдвиг и плохую интуицию. Некоторые люди интересуются, справедливо ли применять научный подход к вынесению приговоров: в конце концов, где же тут гуманизм? На это следует всегда отвечать вопросом: а какая альтернатива? На данный момент уродливые люди получают более длинные сроки, чем симпатичные; психиатры не могут предположить, у кого из совершивших сексуальные преступления будет рецидив; наши тюрьмы переполнены наркозависимыми людьми, для которых может быть полезнее реабилитация, а не лишение свободы. Так неужели существующий порядок вынесения приговоров в самом деле лучше, чем научный подход на основе фактов?

Нейронаука только начинает затрагивать вопросы, которые раньше были вотчиной исключительно философов и физиологов: как люди принимают решения и действительно ли они «свободны». Это не праздные вопросы: именно они будут формировать будущее теории права и биологически информированной юриспруденции[301].

Глава 7. Жизнь после монархии

Что же касается людей, этих мириад обособившихся малых прудов, кишащих собственной мельчайшей жизнью, то не являются ли они лишь попыткой воды выйти за пределы речных изгибов?

Лорен Айзли[302]. Необъятный путь. Эссе «Течение реки»

От низложения до демократии

После того как в 1610 году Галилей с помощью телескопа открыл спутники Юпитера, религиозные критики осуждали его новую гелиоцентрическую теорию как низложение человека. Они не подозревали, что это было всего лишь первое низложение. Спустя столетие шотландский фермер Джеймс Хаттон[303] исследовал слои осадочных пород и опроверг церковное мнение о возрасте Земли, сделав ее в восемьсот тысяч раз старше. Вскоре после этого Чарлз Дарвин сделал людей всего лишь еще одной частью богатейшего животного царства. В начале XX века квантовая механика безвозвратно изменила наше представление о ткани реальности. В 1953 году Фрэнсис Крик и Джеймс Уотсон раскрыли структуру ДНК, заменив таинственный дух жизни чем-то, что можно записать последовательностями из четырех букв и сохранить в компьютере.

За последнее столетие нейронаука продемонстрировала, что за штурвалом стоит вовсе не сознательный разум. Всего лишь через четыреста лет после выпадения из центра Вселенной мы испытали выпадение из центра самих себя. В первой главе говорилось о том, что сознательный доступ к внутренним структурам происходит медленно, а часто не случается вовсе. Затем вы узнали, что наше представление о мире не обязательно совпадает с тем, что находится снаружи: зрение — всего лишь конструкция мозга, и его единственная работа — генерировать полезное повествование для нашей шкалы взаимодействий (скажем, со спелыми плодами, медведями и половыми партнерами). Зрительные иллюзии открывают дорогу более глубокой концепции о том, что наши мысли создаются аппаратом, к которому у нас нет непосредственного доступа. Вы увидели, что полезные подпрограммы прошиваются в цепях мозга, и как только они там оказываются, они становятся недоступными. Сознание же, как представляется, устанавливает цели, что следует прошить в эти цепи, и мало что делает сверх того. В главе 5 я рассказал о том, что «я» — это много разных людей, и поэтому мы можем ругать себя, смеяться над собой и заключать с собой договоры. Наконец, глава 6 объяснила, почему мозг может работать совершенно иначе, если его изменяют инсульт, опухоль, лекарства или любое из множества событий, которые влияют на человеческую природу.

В результате научного прогресса во многих умах появился тревожный вопрос: что остается после всех этих развенчаний? Для некоторых мыслителей — по мере того как стала более понятна необъятность Вселенной — значение человека снизилось практически до нуля. Стало ясно, что эпохальный масштаб цивилизаций — всего лишь вспышка в долгой истории многоклеточной жизни на планете, а история жизни — всего лишь вспышка в истории самой планеты. При этом сама Земля в необозримой Вселенной — всего лишь пылинка материи, несущаяся с космической скоростью в пустынном пространстве. Через двести миллионов лет эта плодородная планета будет поглощена при расширении Солнца[304]. Как писал Лесли Пол в книге «Уничтожение человека»: