Читать книгу "Ведьма из-за моря - Виктория Холт"

Я рада была видеть, что приезд Марии не повлиял на отношения девочек. Они спали в одной спальне, и им не нравилось, если их разлучали надолго.

Мария пыталась очаровать и мою дочь. Иногда мне казалось, что она хотела разорвать глубокую связь между нами, но ей это не удавалось. Наоборот, Тамсин стремилась еще больше защитить меня, как будто осознавала какую-то угрозу в доме, а может быть, я сама нервничала и по мне это было видно.

Но больше всего меня тревожило влияние Марии на Колума. Я чувствовала, как росло напряжение. Зная его, я понимала, что он хочет ее так же безумно, как когда-то меня. Я видела огонь в его глазах, когда он смотрел на нее. Она присоединялась к нам, когда мы с ним ужинали, и мы сидели втроем за столом, свечи отбрасывали свет на наши лица. Я знала, что выражение моего лица было настороженным, и еще я знала, что они не обращали на меня никакого внимания.

Я не могла больше этого переносить: я должна уехать, поехать домой, к матушке. Мне давно надо было ей довериться, и она мне посоветовала бы, что делать.

Красота Марии была неземная, какая-то сатанинская, и я понимала, что Колум не мог противиться ей. Иногда я думала, что они любовники, иногда не была так уверена. В те ночи, когда он не был со мной, где он был? В Красной комнате?

Из головы у меня не выходил тот случай, когда я пошла в ту комнату и увидела ее призрак. Это могло быть предупреждением. Почему я не рассказала Эдвине? Может быть, она посоветовала бы мне что-нибудь?

Ночью я лежала в постели, не в силах заснуть. Когда я начинала дремать, меня одолевали сны — дикие, фантастические, и всегда в них присутствовала Мария. Иногда снился Колум, я видела их вместе, сплетенных в объятии. Я просыпалась в холодном поту от страха, уверенная, что в комнате кто-то был.

Тамсин однажды сказала мне:

— Тебе нехорошо, мама? Сделать тебе настой трав, которые тетя Эдвина дала нам? Я знаю, как его делать.

— И что же ты мне дала бы, Тамсин? — спросила я.

— Очный цвет заставляет смеяться, я дала бы тебе его, но сейчас не сезон очного цвета. Мак приносит сон, но мака тоже нет. Если под подушку положить ветку ясеня, она отгонит злых духов.

— Дорогое мое дитя, я счастлива, когда я с тобой!

— Я твой самый любимый ребенок, дороже всех других, я знаю, и я тоже счастлива. Я буду всегда о тебе заботиться.

— Господь благослови тебя, родная моя! — сказала я.

Тамсин немного помолчала, потом сказала:

— Если бы я была старше, ты рассказала бы мне, что тебя беспокоит?

— Меня ничего не беспокоит.

— А я думаю, что-то беспокоит. Но я присмотрю за тобой.

— Тогда скоро со мной все будет хорошо, — сказала я и прижала ее к груди.

* * *

Мария въехала во двор, я видела ее из окна. Она спрыгнула с лошади, грум поспешил ей навстречу. Она вошла в замок и, как я подозревала, в Красную комнату. Я сидела у окна, думая о ней. Десять минут спустя Колум вошел вслед за нею.

Я сказала себе: «Он пошел в Красную комнату», — я была уверена. Что он там говорил ей? Не надо много слов, они были любовниками, я чувствовала это. Две недели он не приходил ко мне. Я была зла на Марию за то, что она была красивее меня и более желанна для него.

Я ненавидела Колума, я боялась его. Во мне всегда были эти чувства, но я и тосковала по нему. Это было необъяснимо, но это было так.

Если бы я могла поговорить с матушкой, она поняла бы. Я рассказала бы ей об этих внезапных приступах страха. Но не было никого, с кем я могла бы поговорить. Казалось, я слышала голос дочери: «Если бы я была постарше, ты могла бы сказать мне?» О, Тамсин, если бы я могла!

Они занимались любовью в Красной комнате, а потом они будут разговаривать. Будут ли они говорить обо мне? Что они говорили обо мне? А зачем им говорить? Какое значение имела я для них? Конечно, если они хотели пожениться, я стояла на их пути.

Колум устал от меня, я знала это. Он не будет больше снисходителен ко мне, я раздражала его. Может быть, Мелани так же чувствовала себя? Он презирал ее. Приводил ли он своих любовниц в замок? Неужели она так мало значила для него, что ему было все равно?

Со мной такого не могло быть. Когда-то он хотел меня так, что ни перед чем не остановился, чтобы получить меня. Теперь он ко мне не придет. Может быть, уже никогда. Я не дала ему столько детей, сколько он хотел: только двоих, из которых одна — девочка. А он хотел сыновей, много сыновей, здоровых, которых мог учить своей отвратительной профессии.

Я легла, откинув полог. Я не могла его задернуть, иначе меня мучили всякие фантазии о том, что происходит в Красной комнате.

Я услышала шаги в коридоре… медленные, крадущиеся шаги. Кровь вдруг заледенела во мне. Кто-то остановился у моей двери. Я вдруг услышала звук поднимаемого засова.

— Кто там? — тревожно крикнула я. Ответа не было.

— Кто там? — опять спросила я.

Я лежала, ожидая. Покушение на меня? Кто бы это мог быть? Кого я испугала? Марию? Колума?

Несколько секунд я лежала, потом встала и открыла дверь. Никого не было.

* * *

Дети украшали зал остролистом и плющом. Я пошла с ними во двор, чтобы принести большое полено для святок. Они кричали от радости, и я на время забыла о своих проблемах. Влажный мягкий ветер благотворно подействовал на мою кожу, и я почувствовала себя лучше.

Даже замок казался менее угрюмым: дух Рождества вошел в дом. И, когда праздник пройдет, я пообещала себе, что уеду к матушке. Я приняла решение, что все ей расскажу. Она может посоветовать мне не возвращаться в замок, а это было то, чего я хотела.

Я всегда тщательно скрывала свой дневник, боясь, чтобы Колум его не увидел. С самого начала мысль о том, что он его читает, приводила меня в смущение. А теперь я и подумать об этом не могла, поэтому, когда я заканчивала очередную запись, я убирала его в такое место, где только я могла его найти. Поскольку Мария вернулась, теперь еще более необходимо было прятать его понадежнее.

Так как дневник был спрятан от всех, я знала, что могу писать свободно, а это было единственным способом, каким следовало вести такой документ. По мере приближения Рождества Мария и Колум так изменились, что, если бы я не вела записей, я бы забыла половину и могла бы убедить себя, что я преувеличивала. Я часто прочитывала свои записи. Это помогало мне понять истинную ситуацию, в которой я оказалась.

Теперь Колум стал очень домашним, он со всеми готовился к Рождеству. И Мария стала человечней, менее замкнутой. Казалось, что добрый дух Рождества, желающий всем добра, незаметно прокрался в дом.

— В это Рождество к нам не приедет твоя семья, мы тоже к ним не поедем, сказал Колум. — Но мы что-нибудь придумаем. К нам приедут артисты и сыграют пьесу. Как ты думаешь?