Читать книгу "Армагед-дом - Марина и Сергей Дяченко"

– Ты видел, как глефы людей заваливают? – почти спокойно спросил генерал.

Траулер развернулся к берегу. Ветер окончательно ушел, в наступившей тишине перекатывалась по палубе жестяная коробка из-под окурков; наследный принц с отсутствующим видом наблюдал за чайками, откуда ни возьмись слетевшимися к месту охоты. Лидка на четвереньках добралась до борта, уцепилась за поручень, и ее вырвало.

…в ущерб боеспособности всего нашего ГО. Суд целиком и полностью подтвердил вину подсудимых:

многократные злоупотребления, игнорирование служебных обязанностей, организация утечки информации… Смещены с занимаемых должностей… осуждены на разные сроки тюремного заключения… Полковник Ретельников Н.И., в течение многих лет продававший секретные материалы отечественного ГО аналогичным зарубежным службам… признан виновным в измене Родине и приговорен к высшей мере наказания – расстрелу…

Газета «Человек и страна», 24 июля 16 года 54 цикла.

За окном медленно, неуверенно светлело небо. Теперь будет легче. Если рассвет – значит, ночь позади. Еще немножко, и встанет солнце, но в принципе уже сейчас можно шлепать на кухню и варить себе кофе.

Лидка боком выбралась из-под одеяла. Рысюк тяжко вздохнул, но не проснулся.

Оживая, подавали голос птицы, сперва робко, потом все более слаженно. Трудно поверить, что это не магнитофонная запись, что здесь, в центре города, в душном административном квартале, еще остался кто-то, способный щебетать на рассвете.

В сером утреннем полумраке она прошла в ванную. Взглянула в зеркало над раковиной, заранее зная, что предстоит увидеть. Лихорадочно блестящие глаза, отекшие веки, седые волоски по обе стороны от пробора. Тридцать три года, ни годом больше, но и ни годом меньше. Все врут, что косметология способна творить чудеса… На воспаленный затравленный взгляд не наложишь очищающую маску.

Она умылась, на несколько минут создав для себя самой иллюзию бодрости и свежести. Отправилась на кухню и плотно закрыла за собой дверь. Негромко взвыла кофемолка; Лидка поставила на огонь медную, как колокол, и такую же огромную джезву. Вот и все. Сейчас остатки бессонной ночи благополучно утопятся в густой коричневой жиже. И забудется «час быка» – раздумья, приходящие, будто по расписанию, ровно в четыре часа утра. Замечательное время, звездный час всех сумасшедших.

Лидка улыбнулась. Отхлебнула из дымящейся чашки. Еще. Бесшумно приоткрылась дверь, на пороге обнаружился Рысюк, босой, в полосатом до пят халате.

– Доброе утро, – сказала Лидка.

– Ты с ума сошла? – спросил он ворчливо. – Такая рань…

– Ранняя птичка ловит червячка. Хочешь кофе?

Глава Администрации насупился, будто ему предлагали по меньшей мере мышьяку. Беспечный Лидкин тон не мог обмануть Рысюка. Иногда в минуты отчаяния ей казалось, что Рысюка вообще невозможно обмануть.

– Что случилось, Лида?

– Ничего.

– А конкретнее?

Лидка забросила ноги на табуретку.

– Ни-че-го.

Рысюк молча ждал. Она поморщилась, как от лимона.

– Два дня назад звонил Слава.

– Какой Слава? – спросил Рысюк после паузы.

– Слава Зарудный, – сказала Лидка с нервным смешком. – Ты уже забыл, кто это?

Рысюк сунул руки в карманы халата. Помолчал. Улыбнулся:

– Паникует?

Лидка сдвинула брови:

– Как ты сказал?

– Слава паникует? Ему стало тесно в одной коробке с Верверовым? Он чего-то боится?

Лидка пожевала губами. Отвернулась, тихо спросила, глядя в окно:

– Кто устроил эту дикую чистку в ГО?

Рысюк молчал.

– Кто устроил эту длинную показательную расправу? Кому помешал Ретельников, семидесятипятилетний старик?!

За окном вставало солнце.

Николай Иванович. Пепельница в коробочке из-под аспирина. Птичий помет на влажной весенней скамейке.

– При чем тут Слава? – мягко спросил Рысюк. – Его не тронут при любом раскладе. Он – Зарудный, а это табу…

– Игорь, ты понимаешь, что происходит? – устало спросила Лидка.

Рысюк терпеливо кивнул:

– Ты не спишь и нервничаешь. Тебе кажется, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Ничего подобного – разборки в структурах были и прежде, только ты ничего об этом не знала.

– В таких масштабах – не было, – сказала Лидка сквозь зубы.

Рысюк снова кивнул:

– Да, возможно, сейчас все игры ведутся по-крупному, но ведь через три года будет мрыга, Лида. Старое ГО – разжиревшая, потерявшая боеспособность организация. Старое государство – банда взяточников и казнокрадов…

Он поймал ее за плечи и аккуратно, будто тяжелую вазу, снял с табуретки. Притянул к себе.

– …А новое государство прорастает сквозь останки старого, как травка…

– …сквозь труп… – вставила она сквозь зубы.

– Ну что за натурализм! – Рысюк шевельнул плечами, халат упал к его ногам, Лидкина щека оказалась прижатой к холодной, твердой, безволосой Игоревой груди.

– Отпусти, – сказала она тихо.

– Да, – отозвался он печально. – Вот именно так силовые структуры поступают с доверившимся ему народом… для его же блага.

Лидкины тапочки остались на кухне. Босые ступни не касались пола; Рысюк нес ее торжественно и вместе с тем небрежно, как охотник несет добытое мясо.

– Игорь, я действительно не хочу. Я не кокетничаю. Отпусти.

– …А государство не существует без принуждения. Особенно накануне апокалипсиса. Извини, что я говорю банальности…

Лидка нащупала пол под ногами, попыталась высвободиться, но Рысюк провел грамотную подсечку и уложил ее на ворсистый ковер посреди спальни.

– Игорь, ты с ума сошел?!

– Занятия политикой плохо на тебе сказались. Ты стала нервной, потеряла вкус к жизни… – Блокировав ее запястья одной рукой, он ловко стаскивал с нее белье. – В то время как близятся настоящие потрясения, предстоит огромная работа, перестройка всего общественного сознания под модель нового апокалипсиса, Зарудновскую модель, Ворота для всех, люди не куры, чтобы топтать друг друга, ни одной напрасной смерти, успеют все…

Она рванулась. Он сильнее сжал ее запястья.

– Игорь, – сказала она в нависающее над ней лицо, – если ты… я уйду сегодня же и навсегда, понял?!

Рысюк замешкался. Остановился, замер, не спеша выпускать Лидку, внимательно разглядывая ее – сперва разметавшиеся по ковру волосы, потом соски, потом наконец глаза.

– …Человечество, спешащее к Воротам подобно амебе. Простейшему существу. Реализуя инстинкт самосохранения, оно реагирует только на элементарные раздражители. Даже если кто-то сумеет сохранить в этой толпе трезвую голову и человеческий облик, он все равно не сможет ничего изменить, оставаясь в подавленном меньшинстве, подавленном и придавленном. Самое гуманное, что может сделать этот смельчак, – дать затоптать себя, чтобы самому не топтать других… Лида, а почему ты так уверена, что я испугаюсь?