Читать книгу "Homo commy, или Секретный проект - Игорь Харичев"

Нажатие соответствующих кнопок на мобильном телефоне привело к тому, что из динамика раздался голос Кузьмина:

– Слушаю.

– Вы сейчас где?

– Еду с одной встречи на другую.

– Надо срочно увидеться.

– Вечером. Около восьми. Там, где обычно?

– Приезжайте в тот ресторан, где мы с вами были в последний раз.

– Хорошо, – с легкостью ответил Кузьмин.

Григорий готовился к встрече, думал, как лучше вести разговор. К восьми он появился в оговоренном месте, занял столик, заказал себе пива.

Кузьмин опоздал на десять минут. Вошел быстрым, решительным шагом, снял куртку, повесил на спинку резного стула. В нем появилось нечто важное, самоуверенное. Подозвал официантку, заказал себе пива, еды.

– Видел вашу новую листовку, – начал издалека Григорий. – Весьма смело насчет того, кто Ленин сегодня. Весьма смело. Кто сподобился?

– Это майор придумал, – невозмутимо отвечал Кузьмин. – Виктор Петрович. Он штабом руководит.

– А вы не против?

– Пусть, если мои соратники так считают.

Григорий вдруг рассердился.

– Ленин! Он – видите ли, Ленин сегодня! – Сурово глянул на Кузьмина. – Я вам говорил, что это был за человек. Жестокий, злобный. Скольких по его требованию расстреляли. Вы об этом забыли?

– Это Сталин расстреливал.

– Не надо. При Ленине всё началось. Документы посмотрите. При Ленине духовенство уничтожали, дворянство. Крестьян, тех, которые умели работать, которые своим горбом поднимали свое хозяйство. – Григорий готов был проткнуть оппонента указательным пальцем. – Как на заре советской власти подавлялись крестьянские восстания? Не знаете? Пушками и газами. А концлагеря где изобрели? Нет, не в Германии. В Советском Союзе. И всё это было при вашем Ленине.

Он вышел из себя. Такое случалось редко. Черт знает что!

– Революция должна защищаться, – упрямо проговорил Кузьмин.

Это было возмутительно. Жалкий, нелепый вздор.

– А зачем она вообще нужна была, революция?! Зачем? Чтобы создать нежизнеспособную систему? Не помните, как мы жили до 1991 года? Уже забыли пустые прилавки? Очереди? Забыли? Как всего на свете боялись, тоже забыли?

– Это Сталин виноват. Он всё извратил. Если бы Ленин умер позже…

– Оставьте. Мы не на митинге. Не надо мне лапшу на уши вешать. Раньше или позже, ничего бы не изменилось. Ни-че-го. – Следовало переходить к главному. – Вы должны снять свою кандидатуру.

Кузьмин посмотрел на него шальными глазами.

– Что?!

– Вы должны снять свою кандидатуру, – жестко повторил Григорий. – И призвать своих сторонников не голосовать.

Человек, сидевший напротив, силился понять услышанное.

– Почему? Вы сами говорили, что я должен помешать Квасову. А теперь, когда я на самом деле могу ему помешать, вы хотите, чтобы я снял кандидатуру. Почему?

– Так надо. Обстоятельства требуют.

Новая пауза втиснулась в разговор.

– Я не стану снимать кандидатуру, – выпалил наконец homo com my.

– Вы что, на свои деньги ведете кампанию? На свои? – бесцеремонно допытывался Григорий.

Кузьмин мрачно молчал. Григорий решил применить самый серьезный довод.

– Вы обязаны выполнить требования того, кто дает вам деньги. Если не выполните, не получите обещанные десять тысяч. Зелеными, разумеется.

– Я стою гораздо больше ваших десяти тысяч.

– Правильно. И если вы снимите свою кандидатуру, получите пятнадцать тысяч. Долларов. – Григорий сделал особое ударение на последнем слове.

После небольшой паузы прозвучало:

– Нет.

– Хорошо. Обещаю добиться, чтобы вам дали двадцать тысяч.

И вновь раздалось:

– Нет.

– Вы что, помешались? Двадцать тысяч. Да за эти деньги здесь можно купить прекрасную квартиру. И еще останется.

– Нет, – твердо повторил Анатолий Николаевич. Теперь это было для него делом принципа – выстоять. Не прогнуться.

Принесли заказанные блюда – Анатолий Николаевич не обратил на еду ни малейшего внимания. Какая тут еда? Мир накренился. Галактика летела в тар-тары. Вселенная теряла бесконечность.

Что хотел от него этот человек, называемый Юрием Ивановичем? Невозможно было понять. Как же так? Он почти победил. Почти выиграл выборы. И всё это бросить? Нет и нет. Дудки! Член ему в заднее место!

– Ваше предложение мне не подходит, – выпалил Анатолий Николаевич, схватил куртку и стремительно покинул ресторан.

Улица по-прежнему теснилась меж домов. Будто заведенные, двигались по тротуару люди. Куда? Зачем? С какой целью сновали машины? В чем был смысл всего этого мельтешения? Анатолий Николаевич смотрел на то, что происходило вокруг, непонимающими глазами.

«Зачем живет человек? – спрашивал он самого себя. – Чтобы выполнить свое предназначение. Не всегда понятно, в чем оно? Столько времени уходит, чтобы разобраться. Столько сил. И вот когда стало ясно, в чем это предназначение, когда еще чуть-чуть, и всё может реализоваться, всё рушится. Окончательно. Бесповоротно. Что делать?»

«Что делать?» – спрашивал он, перемещаясь по оформленному снегом парку. Не было ответа. И тут он увидел… Ленина. Вождь был одет в привычное пальто с воротником, зимнюю шапку. Он стоял перед Кузьминым и смотрел на него.

– Здравствуйте, Анатолий Николаевич.

Ленин говорил с ним. Сам Ленин!

– Здравствуйте, Владимир Ильич, – с трепетным волнением ответил он.

– Вы расстроены?

– Да. У меня серьезная проблема.

– Знаю. И вот вам, батенька, мой совет: ни в коем случае не соглашайтесь снимать кандидатуру.

– Да, Владимир Ильич. Я сам так думаю.

– Вы, батенька, непременно победите. Если пойдете на выборы.

– Владимир Ильич, я догадывался, что победа будет за мной. Но после ваших слов… Ни за что не сниму кандидатуру. Ни за что.

– В Думе вы сделаете много хорошего. А потом возглавите новую партию коммунистов-ленинцев. Ленин сегодня – это вы. Майор прав.

Слышать такие слова было восхитительно.

– Спасибо, Владимир Ильич. А майору я передам. Он будет рад.

– И не забывайте читать мои труды, а также труды Карла Маркса. Продолжайте творчески развивайте их. У вас хорошо получается. До свидания, товарищ Кузьмин.

Ошарашенный, воодушевленный, покинул Анатолий Николаевич парк. Всё вокруг преобразилось. Город стал понятным, осмысленным. Горожане целенаправленно спешили по своим делам, влекомые вечерними заботами. Природа жила своей незатейливой жизнью.