Читать книгу "Далеко от Земли - Павел Комарницкий"

– Пока ничего, – голос напряжён, как взведённая пружина арбалета, и оттого особенно ровен. Она цепко подхватила меня под руку. – Пойдём пройдёмся. Праздник же.

– Погоди… ты можешь вкратце хотя бы намекнуть?..

– Ничего не говори, просто шагай в ногу.

Более вопросов я задавать не стал. Шагать так шагать.

Шагали мы довольно долго, и уже нетрудно было догадаться, чего именно ищет иномейка. Самый тихий переулок, где при желании можно услышать, как падают листья. И даже как растут. И в том переулке самый глухой тупичок, куда нога человека ступает нечасто.

Дворик, открывшийся взору, поражал безлюдьем и в то же время отсутствием мерзости запустения. Сквозь прошлогоднюю мочалку прелой травы густо пробивалась свежая поросль, ветви деревьев, одетые зелёной дымкой, скрывали очертания громоздких бетонных коробок, высящихся поодаль. Нигде не видать мусорных куч, битых бутылок, и даже строго обязательных похабных надписей на стенах близлежащих гаражей было раз-два и обчёлся.

– Вот тут посидим, – Вейла провела пальцем по серой доске самодельной скамейки, проверяя, не слишком ли грязна. Я критически оглядел доминошный столик, не слишком ровно вкопанный в грунт.

– Похоже, дело серьёзное. Рассказывай.

– Не гони, Антон. Дай мне отойти.

Пауза.

– Я только что с Красной площади… впрочем, ты в курсе.

Пауза.

– Скажи… что ты чувствуешь, глядя на всю эту боевую технику?

Я помедлил, обдумывая ответ.

– Гордость за несокрушимую мощь державы и за людей, которые смогли всё это сотворить, – я чуть усмехнулся. – И лишь временами терзают диссидентские сожаления насчёт немереных миллиардов народных денег, вбуханных в…

– Вот. Вот оно. Не ты один, так думают все. Все. Все поголовно. Гордость и даже восторг при виде чудовищных машин, предназначенных для убийства. Для массового убийства, заметь. И только изредка, вскользь – сожаление за выброшенные деньги… Деньги!

Пауза.

– Можно ли испытывать восторг при виде гильотины, или виселицы, или электрического стула? Это же мерзость, вещи, которые стыдно показывать на глаза. Их место в подвалах без окон. А танками и ракетами с атомными бомбами, выходит, можно гордиться?

– Прости, что разочаровал, – скупо улыбнулся я. – Я всего лишь дикий абориген дикой планеты. И нет раскаяния во мне, как ты любишь выражаться. Ты моего отца порасспроси, он застал войну. Пацаном, но застал. В оккупации был… и выжил. Он тебе расскажет, к чему приводит нехватка мерзких танков и прочих орудий убийства.

– Да-да, я помню: «хочешь мира – готовься к войне».

– Абсолютно точно. Хочешь мира – готовься к войне. И никак иначе.

Глаза, как две зияющие бездны.

– Скажи, тебе не страшно? Не страшно жить, когда в получасе лёта от тебя дремлют эти чудовища?

Я вновь чуть усмехнулся.

– Мы привыкли.

Пауза. Долгая, долгая пауза.

– Меня тоже иногда посещают необычные мысли. Например, что эта планета лишена разумной жизни. И аборигены, волей биологической конвергенции так похожие на иномейцев, просто прикидываются разумными существами. Тонкая плёночка вроде бы здравых рассуждений, а под ней – бездна безумия… Вы не признаёте законов реального мира. Вы безапелляционно уверены, что любое знание – благо и любой ящик Пандоры непременно следует открыть. Вам не приходит в голову самоочевидная истина, что тот, кто старательно готовится к войне, в итоге её непременно получит. Вы не признаёте вселенский Закон возмездия… удивительно, как вы ещё признаёте Закон всемирного тяготения?

Пауза.

– Только ведь незнание законов не освобождает… Человек, шагнувший в окно или с крыши, может принципиально не признавать Закон всемирного тяготения или вообще ничего не знать о нём. Участь его от этого не изменится ни на йоту.

Я осторожно обнял её.

– Не всё так ужасно. На этой огромной холодной планете есть один абориген, который любит тебя. Больше жизни. При всей своей непроходимой дикости…

Впервые за весь трудный разговор её лицо озарила бледная улыбка.

– Это правда. И спасибо тебе, Антоша.

Улыбка погасла.

– Я сегодня стояла двольно близко от трибуны, на которой находятся ваши вожди. И мысли их были как на ладони. Всё очень плохо, Антон. Ты в курсе, кто такой некий Михаил Горбачёв?

Теперь паузу выдержал я.

– Новый генсек ЦК КПСС, если не ошибаюсь.

– Ошибаешься, Антоша. То есть да, генсек-то он генсек… Вас ждут тяжёлые времена.

Наверное, по моим глазам сейчас можно было выверять циркули.

– Ты не ошиблась? – осторожно спросил я.

– Да если бы… – усмешка уголком рта. – Телепатор настроен отлично. И я достаточно понаторела в обращении с ним, чтобы тешить себя иллюзиями.

Вдоль позвоночника пробежала холодная ящерка.

– Война?!

– М? – она судорожно вздохнула. – Да нет, не война… то есть не то, что ты сейчас подумал. Чудовища останутся в шахтах. Всё будет сделано проще… практически бесшумно.

Теперь холодная ящерка бегала по моему хребту не переставая.

– А… твой шеф?

– А что шеф? – она вновь усмехнулась краешком рта. – Вмешательство во внутренние дела аборигенов не производилось, не производится и производиться не будет. Мы тут для того, чтобы блюсти интересы прекрасной Иноме. Только.

Пауза.

– Наверное, я была бы полностью с ним солидарна. Если бы не встретила тут одного аборигена. И эта ледяная планета стала мне, скажем так, не совсем чужой.

Я уже вовсю грыз собственные губы.

– Ладно… кто предупреждён, тот вооружён… Но надо же что-то делать?!

Тяжёлый вздох в ответ.

– Я не знаю, Антоша… Я правда не знаю. А пока возьми вот…

На её ладошке поблёскивали серебряной цепочкой брелки, сцепленные рядом.

– Телепатором ты уже умеешь пользоваться. Вот это искатель «жучков». А это устройство связи. Принципиально необнаружимое вашими средствами контроля.

– А это?

– А это индикатор потока внимания. Он должен работать круглосуточно. Как только подаст сигнал, включай телепатор и ищи заинтересовавшееся тобой лицо. К сожалению, я не могу снабдить тебя оружием, перстень-парализатор изготавливается под владельца индивидуально.

Пауза.

– Вот такие дела, Антоша.

* * *

– …А ну-ка, лови! Ап! Ага, не можешь?!

– Тебя поймаешь, пожалуй…

– А ты соберись с силами! И одним рывком! На один-то рывок ты способен, нет?