Читать книгу "К другому берегу - Евгения Перова"

– Какой я мельник! Я ворон здешних мест…

– Что это ты поешь такое?

– А! Это отцова любимая – ария Мельника из «Русалки». Он когда делал что-нибудь, всегда напевал: какой я мельник! Вот ему бы артистом быть, но не вышло. А оперу очень любил. Как выпьет, заводит – у нас пластинок этих столько было! Мать говорила: ну, завел свою Хованщину. Самая любимая была – Хованщина. И когда я… ну… жениться собрался…

Леший покосился на Марину, но продолжил:

– Мать просто на стенку лезла, а отец сказал: «Сын взрослый, пусть сам решает». А мне: «Глупость делаешь, но поступаешь как мужчина. Трудную жизнь себе готовишь, потому что без любви женишься. А любовь должна быть. Смотри, намучаешься!» Я говорю: «А может, и нету никакой любви?» Он на меня посмотрел как на дурака. А потом пластинку завел: «Слушай!» Дуэт – Лжедмитрий и Марина Мнишек, у фонтана. Там они долго препираются, Дмитрий ее уламывает наконец, она поет ему: «Ты мой коханый, ты мой повелитель!», а царевич в ответ с такой страстью, с таким упоением: «О, повтори, повтори, Марина!» И когда царевич запел, отец говорит: «Слышишь, как любовь поет?»

Марина задумчиво смотрела на Лешего: «Может, сейчас и рассказать ему? Сам заговорил про женитьбу». Леший нахмурился, потер нос, потом почесал затылок, взлохматив волосы: черт его знает, что-то не то – и взял новый лист бумаги.

– Лёш, а ты… Ты совсем ее не любил? Стеллу?

Он вздохнул:

– Да и она меня не любила. Так, глупость какая-то получилась вместо брака. Всем плохо было.

– А она красивая.

– Стелка-то? Ну, не знаю. Наверное. Подожди… а ты откуда это знаешь? Ты что?

– Понимаешь, я виделась со Стеллой, – быстро произнесла Марина, чтобы Леший не подумал, что она «влезла к нему в мозги», как он это называл. – Я просто не успела тебе рассказать.

Леший страшно покраснел и свирепо на нее посмотрел, но Марина хорошо различала среди гнева и возмущения отчетливую ноту страха. Чего же он так боится? Сначала Марина думала: та черная тень в Лёшкиной душе относится к Рите, к Стеллиному обману про ребенка – но нет, было что-то еще. Она хорошо помнила, как однажды Леший уехал куда-то по делам, а вернулся чернее тучи. Марина только взглянула – и отступилась сразу, не стала лезть. Молча накрыла на стол, как будто ничего не заметила.

– Марин, а водки у нас нет?

– Есть.

Достала из холодильника запотевшую бутылку, подала было ему стопку, но Леший стопку проигнорировал и налил себе в чашку и выпил как воду, только передернулся. Закусил, молча налил еще, а потом так же, ни слова не сказав, ушел в мастерскую. Марина, вспомнив деревню, подумала: «Не надо было давать ему пить!» Заглянула потихоньку: сидит, глаза закрыл… Пошла к себе, включила телевизор, стала нервно бегать по каналам, нашла какой-то старый фильм с молодыми Касаткиной и Кадочниковым, без конца выяснявшими отношения на стройке в Сибири. Стала смотреть. Услышала, как Лёшка на кухне хлопает дверцей холодильника, и подумала: «Вот черт, не догадалась припрятать остаток водки!» Он пришел к ней, молча лег рядом, головой на живот.

– Выключить телевизор?

– Да пусть.

Марина гладила его по голове, перебирая пальцами жесткие волосы, водила рукой по шее и плечам, пытаясь снять напряжение, но напрасно: его одолевал не столько тяжелый мрачный хмель, сколько беспросветная тоска, а разогнать никак не получалось.

– Не расскажешь, что случилось, а?

– Да так, ерунда. Просто встретил случайно… свою бывшую. Она с Риткой была.

Ах, вот оно что! Бедный…

Он не знал, как объяснить Марине, что с ним случилось, когда сегодня увидел на улице Стеллу с Маргариткой. Стелла заметила его и тут же быстро свернула в переулок, испуганно оглянувшись, а девочка ничего даже не поняла. Пока он ехал домой, перед глазами все маячило искаженное ужасом лицо бывшей жены и фигурка подросшей дочки – он так ее толком и не разглядел.

Посреди ночи Марина проснулась от страшного Лёшкиного крика: ему снился кошмар. Марина стала осторожно успокаивать – а он отбивается, рычит! Попробовала по-своему: получилось. Затих, только дышит тяжело, мокрый весь. Прижалась, стала ему картинки показывать, что-то милое, детское, незатейливое: луг с бабочками, мячик в траве, землянику, кружка с молоком… Первое, что в голову приходило. Спит! Пальцами лица коснулась – улыбается во сне. Ну и хорошо. Господи, как она испугалась! Утром спросила осторожно:

– Лёш, а тебе что снилось сегодня?

– Не помню… Что-то яркое! Из детства что-то.

Страшное – забыл. И вот сейчас она видела, как страх снова плещется у него в глазах:

– Какого черта ей надо? Ты-то зачем к ней попёрлась? Почему ты меня не спросила?

– Лёшечка, не сердись, пожалуйста! Она позвонила, ну я и… Понимаешь, все дело в Рите.

– Что с Ритой?

– Ничего-ничего, все в порядке! Просто у Стеллы безвыходное положение, я пообещала с тобой поговорить. Успокойся, пожалуйста! Ничего страшного не случилось!

– Что… Что она тебе наговорила?!

– Мы с ней обсуждали только Риту, и все!

– Больше ни о чем речь не шла?

– Нет.

Он молча смотрел на Марину. Потом сел, отвернувшись, и глухо сказал:

– Ну, и что там с Ритой?

Марина рассказала. Алексей долго молчал. Потом сказал, так и не обернувшись:

– Ну что ж, придется и это пережить. – И ушел на кухню.

Марина подождала – она знала, что Лешему нужно побыть одному, но потом не выдержала и пошла к нему. Присела рядом, взяла за руку:

– Лёшечка, как ты?

– Марин…

– Что, милый?

– Помоги мне.

– Ты бы рассказал мне все, а? Я знаю, у вас ссора была…

– Спрашивай.

– Это страшное… что тебя мучает… оно когда случилось? Когда Стелла про дочку сказала?

– Да.

– Ты ударил ее?

– Хуже.

– Что?

– Марин, я ее убил.

У Марины на секунду смешались мысли, с такой мрачной уверенностью он это произнес.

– Как… убил? Что ты врешь-то! Она жива!

– Как убил? А вот так!

Опять нахлынула на него слепая безудержная ярость раненого зверя, затмевающая сознание. Снова почувствовал, как сжалось под руками слабое горло Стеллы, словно голый жалкий зверек трепетал – сожми руки, и нет его, только косточки хрустнут! Увидел ее белое лицо, вытаращенные от ужаса глаза – и так замутило, что еле успел добежать до ванной, где его вывернуло наизнанку. Сидел на полу, сил не было встать. Трясло – но не от холода. Марина подошла, помогла подняться, умыла, как ребенка, увела в спальню, принесла воды в кружке: