Читать книгу "Жених напрокат - Эмили Гиффин"

Дарси смеется:

— Старая добрая Джун. Наверное, она уже умерла.

— Я уверена, что она все еще на месте. Спрашивает своим скрипучим голосом, кто хочет макароны с мясным соусом.

Когда наконец Дарси перестает смеяться, то говорит:

— Уф!.. Спать совсем расхотелось.

— Да, точно, — говорю я, и меня внезапно охватывает нежность.

— Мы ведь здорово веселились, когда были маленькие, а?

— Ага.

Дарси снова хохочет.

— Что? — спрашиваю я.

— Помнишь, как мы однажды ночевали у Аннелизы и перевешали всех кукол ее сестры?

Чуть не лопаюсь от смеха, вспоминая Барби, болтающихся на нитках в дверном проеме. Аннелизина сестренка закатила истерику, а ее родители немедленно отправились к нашим, чтобы сообща придумать подходящее наказание. В результате нам запретили встречаться неделю — большой срок для лета.

— Сейчас, когда об этом подумаешь, все это кажется таким глупым, — говорю я.

— Да. А вспомни, Аннелиза всем твердила, что это не она придумала.

— Точно. Она никогда ничего не могла придумать.

— Все самые классные задумки были наши. Она была настоящей подражулей.

— Да, — говорю я.

Замолкаю и вспоминаю детство. Помню тот день, когда мы пошли в магазин со своими грошовыми сбережениями (дело было в шестом классе), чтобы купить «кулон для лучшего друга» — сердечко, которое можно было разломить пополам. Каждая половинка висела на позолочен-ной цепочке. Дарси достался кусочек с буквами «луч др», а мне — «ший уг». Конечно, мы обе беспокоились, что подумает Аннелиза, и потому хранили эту вещицу в тайне, а ночью клали под подушку. Помню тот трепет, который ощущала, когда прятала свою половинку под одежду, прямо к телу. Я была лучшей подругой. В этом была какая-то надежность, ощущение взаимности и сходства.

Мой кулон все еще лежит в шкатулке с украшениями, позолота потемнела от времени. А теперь его красота потускнела еще и оттого, что нечто ушло невозвратно. Мне вдруг становится невероятно тоскливо, когда я вспоминаю тех двух маленьких девочек и думаю о том, что происходит между ними сейчас. И о том, что никогда не вернется, независимо от Декса.

— Давай поболтаем, — нежно говорит Дарси. Ни следа от той нахальной, самоуверенной девицы, на которую я так обижалась и которую так не любила. — Пожалуйста, не засыпай. У нас никогда больше не будет такой возможности. Я скучаю по нашим разговорам.

— Я тоже, — искренне говорю я.

Спрашиваю, помнит ли она тот день, когда мы купили кулоны.

— Да. Но расскажи поподробнее, — ласково просит она.

Дарси любит, когда я вспоминаю детство, и хвалит мою отличную память. Излагаю ей самую полную, насколько это возможно, версию. Закончив, шепчу:

— Ты спишь?

Тишина.

Слушая, как Дарси дышит в темноте рядом со мной, я удивляюсь: как могло это произойти? Как мы могли влюбиться в одного человека? Как я могла решиться сорвать помолвку моей лучшей подруги? И, уже засыпая, думаю о том, что еще можно сделать шаг назад и все исправить. Дать маленьким девочкам последний шанс.

Глава 17

На следующее утро я просыпаюсь оттого, что Дарси роется в моей аптечке. Слышу ее возню и пытаюсь восстановить в памяти свой сон, череду не связанных между собой эпизодов, в которых участвовали хорошо знакомые мне люди — родители, Дарси, Декс, Маркус, даже Лэс. Сюжет размыт, но припоминаю, что сквозной мотив — это бегство и попытка спрятаться. Мне раз десять почти удавалось поцеловать Декса, но что-то мешало. Даже во сне не получаешь то, что хочешь! Дарси, счастливая, выходит из ванной.

— У меня совсем не болит голова, — возвещает она. — Хоть я вчера и перебрала малость. Надеюсь, ты тоже в порядке.

— Со мной все хорошо, — отвечаю я.

— Неплохо для утра после девичника! Куда хочешь пойти сегодня? Мы можем побыть вместе? Просто побездельничаем. Как в старые времена.

— Ладно, — говорю я, но мне отчего-то неохота.

— Отлично! — Она идет на кухню и начинает там копаться. — У тебя есть хлопья?

— Нет, все закончились. Можно пойти куда-нибудь перекусить.

Она отказывается, говорит, что хочет поесть хлопьев прямо здесь, дома, — это будет совсем как в детстве, никакого утреннего Нью-Йорка. Открывает холодильник и изучает его содержимое.

— Господи, да у тебя ничего нет. Я сейчас сбегаю за кофе и чем-нибудь съестным.

— Будем пить кофе? — спрашиваю я.

— Почему нет?

— Я думала, ты хочешь полного соответствия. Мы ведь не пили кофе, когда учились в школе.

Она задумывается и пропускает мимо ушей мой сарказм.

— Сделаем исключение.

— Хочешь, пойдем вместе?

— Нет. Сейчас вернусь.

Когда она уходит, я проверяю сообщения. Декс при-слал два — одно прошлой ночью, другое этим утром. В первом говорит, что скучает. Во втором спрашивает, можно ли ему будет приехать сегодня вечером. Перезваниваю и сама удивляюсь, как мне становится легко, когда я слышу, что абонент недоступен. Я оставляю ему сообщение и говорю, что Дарси у меня и собирается погостить, поэтому вечером может и не получиться. Потом сажусь на кушетку, думаю о прошлом вечере и о Дарси. Смогу ли я жить в ладах с самой собой, если получу то, что мне хочется, за ее счет? И каково мне будет остаться без нее? Продолжаю об этом размышлять, когда она возвращается. Дарси нагружена битком набитыми пластиковыми пакетами. Беру у нее кофе, а она драматическим жестом бросает сумки на пол и показывает мне следы от ручек у себя на запястьях. Всячески выражаю ей свое сочувствие, пока она не начинает улыбаться.

— Я купила потрясающую вкуснятину. Фруктовые колечки. Шипучку. Грейпфрутовый сок. И мороженое с шоколадным печеньем.

— Мороженое на завтрак?

— Нет. На потом.

— Ты не боишься поправиться перед свадьбой?

Она машет рукой:

— Плевать. Нет.

— Почему? — спрашиваю я, зная, что сейчас она наестся, а потом будет ругать меня за то, что я ее не остановила.

— Просто потому что! Не порть мне праздник! Давай есть колечки.

Она убегает на кухню в поисках стаканов, ложек, салфеток. Кладет все это на кофейный столик. Просто брызжет энергией и весельем.

— Может быть, лучше перейдем туда? — спрашиваю и, указывая на обеденный стол.

— Нет. Я хочу, чтобы все было как у меня дома, когда мы оставались ночевать. Всегда ели, сидя перед телевизором. Помнишь? — Она вытаскивает телевизионный пульт и переключает с канала на канал, пока не находит MTV. Насыпает себе хлопьев, удостоверясь, что у нас в тарелках поровну. Мне не хочется фруктовых колечек, но понятно, что выбора нет. Хотя и есть нечто трогательное в том, что она пытается воссоздать атмосферу нашего детства, меня раздражает ее командирский тон. Итон назвал это тиранством. Может быть, так оно и есть. А я добровольно участвую в ее затеях и позволяю себя в них втягивать.