Читать книгу "Последняя звезда - Рик Янси"

Сержант что-то кричит в шлемофон. Разобрать можно только процентов десять.

«Четвертый в действии? Четвертый? Ты уверен?» Или: «А у нас хватит горючего?» Ну и отборная ругань, которую я бы не стал переводить в проценты. Второй рекрут, услышав о «четвертом», напрягся. Я не знаю, что значит эта фраза, но, кажется, ничего хорошего она нам не сулит.

Вообще ничего хорошего.

88

Рингер

Я на крыше командного центра. Где-то в ста ярдах от меня разбивается окно. Из окна вылетает рекрут, он извивается в грязи и стонет, его униформа вся в осколках стекла. Я не вижу ее лица, но даже с такого расстояния узнаю спутанные соломенные кудри.

Бегом пересекаю крышу и прыгаю на стоящее в сорока футах соседнее здание, потом с высоты трех этажей спрыгиваю на землю. Салливан видит мои ботинки у себя перед носом и кричит. Возится с пистолетом. Я ногой выбиваю пистолет и ставлю ее на ноги. Ее униформа промокла насквозь, глаза распухли и покраснели, лицо все в темно-красных волдырях. Ее жутко колотит, она близка к шоку. Медлить нельзя.

Я закидываю ее на плечо и бегу к небольшому ангару за зданием. На двери висячий замок. Открываю одним ударом ноги и заношу Салливан. Хаб анализирует переданную обонятельными дронами информацию. В воду подмешано что-то ядовитое.

Снимаю с нее куртку. Срываю рубашку и майку. Салливан в полубессознательном состоянии, она почти не сопротивляется. Ботинки, носки, трусы. Кожа у нее горячая и липкая. Прижимаю руку к груди – сердце колотится о ладонь. Смотрю в слезящиеся, невидящие глаза и вхожу в нее. Яд ее не убьет (надеюсь), а вот страх может.

Понижаю градус паники и замедляю пульс. Первобытная часть ее мозга сопротивляется. Срабатывает древний и более мощный, чем встроенная в меня технология, механизм «бей или беги». Сопротивление продолжается несколько минут.

Наши сердца. Война.

Ее тело – поле боя.

89

Накидываю свою куртку на ее голые плечи. Она плотно запахивает ее на груди – хороший знак, я ее еще не потеряла.

– Где… ты… была?

– Наблюдала, как весь лагерь разбегается по бункерам. Они отключили электричество.

Салливан хрипло смеется, потом отворачивается и сплевывает. У нее розовая от крови слюна. Я думаю о чуме.

– Неужели? А я и не заметила.

– Умный ход. Они оставляют нас снаружи, где мы ограничены в выборе, а потом спускают на нас усиленный персонал…

Салливан качает головой.

– У нас нет выбора, Рингер. «Страна чудес». Мы должны туда попасть… – Она пытается встать, ноги не держат, и она опускается на пол. – Черт, где моя одежда?

– Вот, возьми мою. Я надену твою.

Она почему-то смеется:

– Коммандо. Это смешно.

Я не понимаю, что тут смешного.

Натягиваю форму Салливан и сразу чувствую, как в ноги проникают токсины. Тысячи микроскопических ботов нейтрализуют отраву. Я передаю Салливан свою сухую рубашку, а сама надеваю ее мокрую.

– Яд на тебя не действует? – спрашивает Салливан.

– Я ничего не чувствую.

Она закатывает глаза:

– Это я и так знала.

– Я ухожу. Ты остаешься.

– Черта с два.

– Салливан, риск…

– Плевать я хотела на твой риск.

– Я не говорю о риске, которому подвергается наша миссия. Я говорю о тебе.

– Это не важно. – Салливан встает и на сей раз удерживается на ногах. – Где моя винтовка?

– Я ее не видела.

– Ладно. А пистолет?

Тяжело вздыхаю. Так ничего не получится. Салливан в данных обстоятельствах не помощница, а скорее обуза. Хотя от нее и раньше было мало толку. Из-за нее я потеряю в скорости. Из-за нее меня могут убить. Мне следует оставить ее в этом ангаре. Если надо – вырубить. Плевать на наш договор. Уокер мертв. Наверняка он уже мертв. Зачем Вошу оставлять его в живых, если он загружен в «Страну чудес»? А это значит, что Салливан рискует всем ради пустого места.

И я тоже. Рискую ради того, что даже не могу сформулировать. То же самое я вижу в глазах Салливан. Это никак не связано с Вошем и не имеет отношения к мести за то, что он со мной сделал. Это гораздо важнее. Это нечто более весомое и обоснованное. Точнее не могу описать.

Нечто непреложное.

Но я ничего такого не говорю. Я открываю рот, и вместо всех этих слов у меня получается:

– Тебе не нужно оружие, Салливан. У тебя есть я.

90

Оставляю ее ненадолго. Но сначала принуждаю дать слово, что она не двинется с места. Салливан не собирается ничего обещать, – наоборот, она желает выслушать обещание. В итоге я обещаю вернуться.

Когда возвращаюсь, Салливан выглядит гораздо лучше. Лицо у нее все еще красное, но крапивница почти прошла. Салливан, понятное дело, от этого не в восторге, но по пути к командному центру ей приходится опираться на мое плечо.

На базе так тихо, что даже становится жутковато. Мы грохочем ботинками.

«Ты наблюдаешь за нами, – мысленно говорю я Вошу. – Я знаю, что наблюдаешь».

Как только мы доходим до двери, Салливан сразу от меня отстраняется.

– И как ты намерена туда пройти? – вопрошает она. – Нас заживо сожгут этими ядами.

– Вряд ли. Я только что вырубила водопровод.

После этого я пробиваю кулаком стальную дверь и опускаю ручку с противоположной стороны. Ни сирен, ни прожекторов, ни выстрелов. Гробовая тишина.

– Это волны, Рингер, – шепчет мне в ухо Салливан. – Электричество. Вода. Чума. Ты знаешь, что на подходе.

Я киваю:

– Знаю.

На лестнице, которая ведет в подземную часть комплекса, натыкаемся на тела семи рекрутов. На них ни пятнышка крови, ни царапинки. Очевидно, что это сделал кто-то усиленный. У двоих головы развернуты на сто восемьдесят градусов, они лежат на животах, но при этом смотрят на нас невидящими глазами. Передаю Салливан пистолет одного из рекрутов, и мы, переступив через трупы, спускаемся дальше. В одной руке она сжимает пистолет, второй вцепилась в рукав моей куртки. Она не могла видеть убитых и не стала спрашивать, ни что случилось, ни что я увидела. Либо не хочет знать, либо ей все равно.

«Только одно имеет значение», – сказала Салливан.

И она была права, хотя ни она, ни я не могли объяснить, что именно.

На самом нижнем этаже темно и тихо. Даже с усиленным зрением я не вижу конца коридора. Но я помню это место. Я уже бывала здесь, только раньше тут никогда не гасили свет. Здесь меня нашел Бритва, здесь он меня спас, подарил мне надежду, а потом предал.