Читать книгу "Вилла Пратьяхара - Катерина Кириченко"

Я сажусь на стул и опрокидываю в себя теплый виски: как есть, без льда. Лицо немедленно искривляет гримасой. Стас выливает остатки себе в стакан и трясет бутылку.

— Упс. Кончился. Быстро как-то. Как жизнь не совершенна все-таки, а? Ты подумай, это ж твоя любимая тема! Про жизнь, а?! Смотри, как тебя уу…уувидел, сразу все твои темы вспомнил! А кстати, пожрать у тебя случаем ничего нету?

Я встаю и подхожу к холодильнику.

— Я сама вечно голодная. Таек выгнала, они в еду добавляют невесть что, писатели от этой гадости мрут как мухи. Яичницу вот могу сделать. С луком и морковкой.

— А можно без морковки? — морщится Стас.

— Можно и без яичницы.

Стас помогает мне выгрести из холодильника все, что там находится. Находится там не много. Поджарив лук, я по очереди выбиваю в него все четыре найденных мною яйца, последнее из которых (о, боги!) оказывается совершенно тухлым. Стас гомерически ржет, наблюдая, как я опрокидываю содержимое сковородки в помойное ведро и принимаюсь сооружать бутерброды.

— С чем? — Стас заглядывает мне через плечо.

— С морковкой, — невозмутимо отвечаю я. — Ты сам видел, больше ничего нет.

— Вот это класс! Бутерброды с каротином, супер биоорганика, надо это ноу-хау продать в фитнесс-клубы, пока никто идею не украл! — издевается Стас, заметно пошатываясь. — А курицы-карри в этом гг…ггостеприимном доме разве нет?!

Я молчу.

— Пп…прикольно. Разве мы не на ее благословенной родине? В Москве ты ее нам где-то выискивала, не знаю уж в каком «Ашане»? Наверное, бедная, с ног сбивалась? А в Тайланде не нашла? Или она тебе поднадоела? А? Детка? Ну ты присядешь ко мне, наконец? Как у нас с курочкой обстоит? Или тебе недосуг был готовить? Все, небось, по адвокатам тут бегала? По французским. А я вас видел, кстати, на пляжике вы таком маленьком обосновались, яко голубки. Загорелые такие… Это ведь не одно и то же, что в Москве сидеть зимой и из кризиса вылезать, да? Или нет? Обдирая пальцы в кровь, срывая ногти с мясом, карабкаться по обледеневшей стене московского маразма! Но ты ж ничего не знаешь. Ты ж тут с Мм…маугли загорала. Загорела, кстати, на славу. Выглядишь — просто обалдеть! Что есть, то есть… И не дотронься до тебя теперь, да? А мне и не надо. Я — че? Я — ниче. Так, сейчас допью и пойду нах… А как там мои запасы коллекционного вина поживают? Еще чего-нибудь осталось? Или наш француз тоже не дурак хорошего винца попить?

— Успокойся и иди спать! Ты омерзительно пьян. Завтра поговорим. Где спальня еще помнишь?

Стас устало роняет голову на руки и прикидывается храпящим. Шутка приводит его в полный восторг, и имитация храпа переходит через минуту в истерические раскаты хохота:

— Хррр-ггы… Спальня?! Oh, yeah, baby! Спальня… Тамбовский волк тебе товарищ, а не спальня… Хрр… Хрр… Мой адрес не дом и не улица! Моя спальня вовсе не располагается на втором этаже этой милой домушки с таким прекрасным видом на рассвет… До моей спальни мне еще ломать ноги, полчаса хода, не меньше… Я тут вот бутербродиков сейчас прихвачу и двину с вашего позволения.

Я не верю своим глазам, но шатающийся Стас действительно встает со стула и, на ходу засовывая бутерброды прямо в карман штанов, направляется к двери.

Я вскакиваю за ним.

— Куда ты пошел-то?

Но Стас уже открыл входную дверь и замер черным силуэтом на фоне уже чуть светающего неба. Не исключено, что место для финальной драматической сцены было выбрано им не случайно. Получилось, действительно, впечатляюще, хоть фотографируй.

— Чао, крошка! Прощай, бэйб! Не пп…ппоминай лихом, любовь моя!

Больше всего на свете мне хочется плюнуть на весь этот концерт, подняться на второй этаж и рухнуть в кровать. Но нельзя же отпускать пьяного, направляющегося куда-то на скалы!

— Да стой ты, Господи! Куда ты пошел-то?!

— Туда, радость моя, туда… Где далеко, далеко на острове Чад изысканный бродит жираф…

— На озере.

— Не понял?

— На озере Чад, а не на острове, говорю.

— А-а-а… — Стас опять начинает гомерически ржать. — Забыл! Прикинь? С этими вашими островами забыл про озера! Ну это простительно, не согласна? Особенно учитывая некоторые печальные обстоятельства… Слушай? — Он опять переходит на серьезный тон. — А дай бритву? Я свою забыл. Не могу я больше не бриться, эта сука растет, под ней все от пота чешется! Да и видок у меня… Слава Богу в пещере хоть зеркала нету, а то б сам себя до полусмерти испугал! Настоящий пещерный человек из меня получился! Кто б мог подумать? Столько лет работы цивилизации по очеловечиванию нашего обезьяньего облика, и все насмарку из-за какой-то бритвы?

— В какой пещере нет зеркала? — Я начинаю прислушиваться к его бреду. — Ты что? В пещере живешь?!

Стас послушно кивает.

— Yes, детка. Ты меня выкупила. Пещерный я человек. Уже неделю. А ты думала, я где поселился в вашем маленьком раю? У вас тут что, кроме этого итальяшки есть еще какие-то заброшенные горные варианты?

— О господи! — До меня начинает, кажется, доходить. — Так это твои шмотки я видела на скале у пещеры над нашим пляжем?!

— Мои, крошка. Чьи ж еще? И вот именно над вашим пляжем…

— Боже мой! ЗАЧЕМ?! Из ревности?!

— Гамак… Хороший такой. Я пп…покачаюсь? А то давно на мягоньком не лежал… ммм… — Стас отрывается от двери и, пересекая каменистую террасу у дома, залезает в гамак. Одну ногу он согнул по-лягушачьи и прижал к груди, вторую вывешивает наружу и носком ноги отталкивается от земли, раскачиваясь. Задравшаяся брючина оголяет худую ногу. — Ух, и хорошо же!

— Немедленно прекрати! — У меня не выдерживают нервы. — Расскажи мне, наконец, что происходит!

— И как я тебе расскажу про тропический сад, про стройные пальмы, про запах немыслимых трав… Ты плачешь? Послушай… Далёко, на озере Чад изысканный бродит жираф.

— Это ты, что ли, изысканный жираф?

— Да не-е-е… Я кто? Я так, полежать в гамаке пришел. Жираф — это… Это француз! Гхее-гхее… А правда! Ему идет имя жираф! Оч-чень по-французски по-моему звучит, нет?

Я разворачиваюсь и ухожу в дом. Хлопаю дверью, поднимаюсь на второй этаж и падаю в постель. Если он не вернется и сам все не расскажет — то я хоть посплю остаток ночи.

Минут через пять входная дверь хлопает и по лестнице шлепают шаги.

— Детка?

Я молчу.

— Ну ладно, не обижайся. Будешь сигарету?

Стас садится на кровать. Ставни на окнах закрыты и розовые лучи почти не проникают в спальню. При каждой затяжке лицо Стаса коротко озаряется светом, и я обращаю внимание, что глаза его выглядят серьезными, почти трезвыми.

— Да нн…нечего тут рассказывать. Ни за кем я не слежу. Я просто не могу открыто появиться в доме по причине… Ну по причине, что меня могут здесь искать люди… которым… эээ… Вовсе не надо меня находить. Видишь ли, про этот дом слишком многим в Москве уже известно. Что знает Ляля, то знает весь город. Ну вот я и поселился в пещере. Это временная мера, ненадолго.