Читать книгу "Золотая братина. В замкнутом круге - Игорь Минутко"

Поднялся он из-за своего столика, потянулся лениво, зевнул и, не торопясь, прошел мимо художников. Заглянул в альбом. Верно: изображены прохожие на тротуарах, извозчичья пролетка с важным толстым извозчиком – очень ловко. Еще противоположная сторона улицы, вход в магазин «Арон Нейгольберг и Ко». Полицейский… Точно! Не раз этого квартального стража порядка встречал тут Вася. И еще что-то мелькнуло знакомое. Только больше нельзя смотреть – заметят… Чаще, суматошнее забилось сердце Василия Белкина, чекиста. Вышел из кафе, вроде бы подышать свежим воздухом. Вернулся за свой столик, к пятой кружке пива. Стал дожидаться сменщика, Мартина Сарканиса, – уже скоро. К художникам больше не подходил.

А вот сегодня как в кафе в семь утра вошел, на первую смену (уж и официант по имени Ганс улыбается Василию Белкину как постоянному клиенту), – сразу взгляд на столик у окна. Точно! На месте художники, и все при них: чай с пирожными, бинокль, альбом с белыми атласными листами. Шел мимо них совсем медленно, вроде место поуютнее выбирал. В альбом заглянул. И обмер, чуть не остановился… На одном листе – прохожие всяческие уличные, а на другом… Изображены там портье и бухгалтер из магазина еврейского! Хоть и штрихами только, цветными карандашами, зато – мать честная! – как точно! И костюмы, и позы, и жесты…

Сел Василий Белкин за свободный столик – и уже первая кружка пива перед ним, а дрожь в коленях унять не может. «Так… Сам поначалу все сделаю. Я вам покажу дурака бестолкового! Я вам, мать вашу… покажу…» Вот только взять в соображение, что именно предпринимать – хоть стреляйте, – не мог Вася Белкин, как ни тужился. Промаялся он в разработке плана действий (и про пиво забыл с бифштексами и сосисками) до одиннадцати часов утра десяти минут. Так и не придумал ничего.

И в это самое время две мизансцены в развивающихся событиях: в кафе вошел сменщик, Мартин Сарканис, и в то же мгновение поднялся из-за столика один из художников – тот, что с усиками черными стрелками, и – к выходу, шажками прыгающими. Тут-то и осенило Василия Ивановича Белкина!.. Он незаметно переглянулся с Мартином, приглашая за свой освободившийся столик, и вышел из кафе вслед за художником, который успел плащ накинуть, воротник слегка приподнять и шляпу-канотье набекрень надеть. Вид неотразимый!

Перейдя Унтер-ден-Линден на перекрестке, когда полицейский жезлом указал: «Прошу, господа», направился черноусый красавец прямехонько в ювелирный магазин. Так-то… Василий Иванович Белкин следом. А в салоне магазина народу было порядочно. Особенно много покупателей и зевак у той витрины толпится, где выставлен на всеобщее обозрение сервиз «Золотая братина».

Художник (тайный агент Чека держался от него на некотором расстоянии) не сразу к этой витрине подошел. Сначала, явно с праздным любопытством, прогулялся вдоль прочих прилавков, поглазел на разные разности подольше, с интересом полюбовался на старинные часы для камина времен Людовика Шестнадцатого, объяснил жестами белокурой продавщице, что вещь хороша, но, увы, не по карману, послал ей воздушный поцелуй. Рассмотрел люстру с хрустальными подвесками, которая свешивалась вниз в самом центре салона, сопроводил взглядом шнур элетропроводки к ней и отметил выключатель на стене возле конторки бухгалтера. Только после этого подошел к витрине с «Золотой братиной». Разглядывал сервиз долго, с напряжением. «Примеряется… – определил Вася Белкин, и под ложечкой сладко засосало. – Все, теперя вы от меня не уйдете, едрена вошь».

Между тем черноусый господин своими прыгающими шажками проследовал к выходу, в дверях отвесил вежливый поклон портье и вышел вон. Василий Иванович Белкин, ощущая прилив могучих сил, ринулся следом.

Берлин, 11 ноября 1918 года

Промозглы осенние ночи в германской столице: мглисто, туманно, цепи фонарей расплываются в перспективе улиц, – не то мелкий дождь, не то изморозь. Пусто. Редко проедет машина, и в свете фар клубится дождевая пыль. Пройдет квартальный полицейский вдоль домов, посматривая на погасшие витрины дорогих магазинов, на опущенные железные жалюзи небольших лавок; где осветит фонарем замок на двери, где заглянет в темную подворотню проходного двора. Мерный стук каблуков по мокрому тротуару – все дальше, все приглушенней, и – полная тишина. Спит Берлин…

Именно в такой ночной час за квартал от угла на Унтер-ден-Линден остановился легкий спортивный автомобиль с поднятым кожаным верхом. Въехал между высоких мусорных баков и сразу стал незаметным в темноте на фоне глухой серой стены. Из машины вышли «художники» – без плащей и шляп-канотье. В костюмах. Молодые люди – оба французы: рыжий бакенбардист – действительно по призванию художник, и зовут его Франсуа Потье, а второй, черноусый, Этьен Резо, несколько лет назад был профессиональным гонщиком, которому спортивная удача не улыбнулась. А теперь у сыскной полиции Франции, Англии, Германии и прочих европейских стран эта пара виртуозных грабителей-взломщиков значилась под одним именем – Молчуны. Таков был стиль их работы – и во время дела, и когда сбывали краденое, и в тех редких случаях, если попадались полиции, – минимум слов, а лучший вариант – полное молчание.

Однажды, несколько лет назад, в Париже на Монмартре к неудачливому (в смысле заработка) художнику Франсуа Потье подошел весьма элегантный молодой человек с черными усиками-стрелками. Он с интересом наблюдал, как карандаш скользит по бумаге. А промышлял Франсуа «мгновенным портретом»: десять – пятнадцать минут – портрет, – и несколько франков в кармане. Надо спешить: конкурентов у портретиста-самоучки здесь, в маленькой Мекке живописцев, тьма. В тот день на раскладном стульчике перед Потье сидел первый посетитель, и живописец старался. Когда обладатель портрета удалился, черноусый красавец спросил:

– Не очень?

– Что именно? – спросил Франсуа, разгладив рыжие бакенбарды.

– С заработком – не очень?

– Совсем худо.

– Понятно. Разрешите представиться: Этьен Резо, автогонщик. И тоже с заработками – на нуле. Смотрел я, как вы работаете. И глаз, и рука – что надо. Моя идея и машина да ваши, месье, глаза и руки – и можно было бы прилично заработать (если повезет).

Первое общее предприятие оказалось на редкость простым и удачным. С годами выработался свой почерк. Для Молчунов их промысел был не только источником безбедного существования – это был азарт. Они испытывали кастовую (профессиональную) гордость, допуская рискованные шалости во время дела.

Сейчас Франсуа и Этьен шли почти бесшумно, в полном молчании. У Франсуа в руках большой матерчатый пакет, у Этьена – аккуратный, но весьма тяжелый чемодан. Впереди, на совершенно пустой Унтер-ден-Линден, круглыми желтыми лунами горели фонари. Не доходя метров двадцати до угла, за которым сразу парадные двери ювелирного магазина «Арон Нейгольберг и Ко», Молчуны остановились. Прислушались. Этьен взглянул на наручные часы, жестом показал: «Можно!» Свернули в темную арку ворот и оказались во дворе-колодце. Посмотрели на окна домов, образовавших двор, – ни в одном из них света не было. Крепок сон в осеннюю ночь у берлинских обывателей. Этьен показал на темную дверь в углу двора, к которой вело несколько каменных ступеней вниз, – черный ход в магазин Нейгольберга.