Читать книгу "Измена, сыск и хеппи-энд - Светлана Гончаренко"

— Вы забыли, что я был юным туристом в пионерском лагере имени Фуфалева. Я ведь рассказывал вам, как получил в награду бинокль и фляжку, — напомнил Юрий Петрович.

Вике было не до сладких воспоминаний. Ее волновало только настоящее. Она спросила:

— А где же сейчас другой, Хряк?

Юрий Петрович бросил веревку и застыл, посверкивая в сумраке треснувшим стеклом очков.

— Даже не знаю, как вам и рассказать… Это само собой как-то вышло, — с трудом выговорил он. — Я не хотел, чтобы так получилось! Вы, конечно, должны все знать, хотя станете меня теперь презирать… В общем, он гонялся за мной по всему санаторию, орал “Задавлю!”, но не стрелял — то ли патроны кончились, то ли пистолет потерял. Мы пробежали таким образом весь первый этаж, бесконечные комнаты с битыми унитазами, какой-то зал без пола (я чуть ноги там себе не переломал!) Потом я выскочил на улицу. Там попались мне на глаза эти окна с чистенькими рамами. Я стал стекла бить просто так… Хотел, чтоб побольше звона и грохота было, чтоб хотя бы этот толстомордый негодяй оставил вас в покое… Отвлечь хотел… И вот когда мы бежали мимо какого-то странного бассейна — там, у елок, знаете ли, открытый бассейн; вы видели? — вот там я ногу подвернул. Хряк стал меня нагонять, а я бежать не могу. Он совсем рядом был, я повернулся и оттолкнул его. Клянусь, просто оттолкнул, ничего больше! Вот так, в живот… А он упал в воду. Целая туча брызг была. И он не встал… Я не хотел! Он, может, головой ударился обо что-то — туда столько всякой дряни понабросано! — а может, упал неловко. Но он не встал… Я бросился в воду — я мокрый до сих пор, видите? В бассейне неглубоко совсем, но он захлебнулся уже, такой страшный лежал… И тяжелый. Мне никак не под силу было его вытащить, руки тряслись, ноги тряслись… К тому же вы здесь остались с этим мерзавцем… Я бросил Хряка в бассейне и побежал к вам… Вы, конечно, можете меня презирать, но…

— Я вас не презираю, — тихо сказала Вика. Теперь можно было немного успокоиться и на нее снова нашла головокружительная слабость. Серое лицо Юрия Петровича двоилось в ее глазах, а ели за разбитыми окнами шумели невыносимо громко. Сквозь шум, показалось ей, пробивается какой-то знакомый далекий голос.

— Нам идти надо, там дети в лесу, — хотела она сказать, но сказала ли, не поняла. Собственные слова удалялись от нее и таяли, как дым, очертания стен плыли и выравнивались в гладкое полотно. Она склонила голову на плечо Юрия Петровича.

Нет, ей снова не удалось потерять сознание, но то, что с ней было дальше, она помнила так, будто со стороны на себя смотрела. Сначала она, опираясь на Гузынина, спускалась по бесконечной лестнице, потом пересекла вестибюль. Тяжелая дверь распахнулась перед ней, открыв небо, полное неподвижных звезд.

— Только не смотрите туда, ради Бога! — вдруг шепнул ей на ухо Юрий Петрович и попытался заслонить собой тусклое прямоугольное зеркало бассейна. Вика все-таки выглянула из-за его плеча и увидела воду, в которой плавали одни лишь звезды, все те же звезды, и тут они казались крупнее, чем на небе. “Никогда не кончится эта ночь”, — с тоской подумала Вика. Трупа Хряка не было видно — то ли он погрузился на дно, то ли стал незаметен среди плавающего мусора.

Юрий Петрович усадил Вику на бетонную тумбу у главных ворот, а сам уже привычно, бейсбольной битой, расколотил стекло будки сторожа. Только так он смог пробраться внутрь. За новой битой пришлось идти в Пашкины апартаменты, так как прежнюю Юрий Петрович забыл в главном корпусе, возле Стасика. В будке обнаружился сторож Валерка. Связанный, с заклеенными скотчем глазами и ртом, он лежал на полу под вешалкой. Немного придя в себя и наглотавшись кипяченой воды из собственного термоса, сторож Валерка поведал, что двое на джипе, угрожая оружием (пистолетом, но какой марки, сторож впотьмах не разобрал), принудили его открыть ворота и стали спрашивать про какую-то красавицу-блондинку по имени Виктория. Валерка ворота открыл, но про блондинку ничего сообщить не смог: он знал лишь Лариску, которую, несмотря на белокурость, красавицей не считал. Да и имя другое. Вики же он отродясь не видел (а когда увидел, то не мог поверить, что из-за нее весь сыр-бор разгорелся, поскольку блондинкой она больше не была). Ничего не добившись, Хряк стукнул Валерку кулаком по голове. Несчастный сторож очнулся после удара уже в своей будке, весь в скотче и в путах. Телефон бандиты у него отобрали, сигнализацию вполне профессионально попортили, и связаться с Дряхлицыным было невозможно. Валерка божился, что мигом слетал бы туда на своем мотоцикле, если бы не так ломило ударенную кулаком голову и если б не скакали от этого перед глазами оранжевые точки и зеленые иголки. Вот если бы Юрий Петрович взял его мотоцикл и…

— Нет, мы на этом чудовищном джипе поедем, — отрезал Юрий Петрович. — Причем лесом поедем, старой дорогой. У нас там дети, по ним стреляли!

Джип бандиты бросили неподалеку от кишечного домика Риммы Васильевны. Вика немного пришла уже в себя, хотя, кажется, у нее начинался жар. Она на заплетающихся ногах, но самостоятельно спустилась с холма. При этом она бессмысленно улыбалась и пыталась поймать горячими растрескавшимися губами какую-нибудь звезду — ей казалось, что та охладит ее, как льдинка.

— Пятый час, — пробормотал шедший рядом Юрий Петрович. Время, стало быть еще существовало и даже понемногу подвигалось к утру!

Дверь кишечного изолятора так и стояла распахнутой. Из помывочной по крыльцу и земле стелился желтый клин света, в котором блистало битое стекло.

— Они здесь все перепортили, — огорчилась Вика. Юрий Петрович с ней согласился:

— Еще бы! Такие вандалы…

— А где моя лелия обоюдоострая? Жива?

— Не знаю. Если хотите…

Он рысью бросился к домику и скоро вернулся со склянкой в руках.

— Вот, уцелела. Даже странно: эти уроды стол перевернули, разбросали все, ананас растоптали. А цветок на тумбочке стоял, в тени, и его не тронули — не заметили, наверное.

Орхидея в негустой уже, предутренней тьме казалась не розовой, а синеватой, как лунный свет. Ее острые крылья-лепестки были раскинуты так же воинственно и нахально, а лиловые волнистые губы тянулись из сердцевины с привычным поцелуем. Ничего не знают и не помнят глупые цветы! Вика осторожно прикрыла лелию курткой, чтоб не мерзла тропическая дурочка, и вскарабкалась на высокое сиденье джипа. Юрий Петрович, наморщив блестящий голый лоб, изучал незнакомую панель управления. Что к чему, он сообразил быстро. Скоро джип всполз на гору, миновал главный корпус, бассейн, в котором так жутко был погребен Хряк, и подкатил к парадным воротам, распахнутым Валеркой.

— Вы бы по просеке лучше поехали, — посоветовал несчастный сторож, но Юрий Петрович не стал его слушать. Он повел джип вдоль белой бетонной стены, надеясь попасть на заброшенный проселок, по которому ушли дети. Вика неподвижно смотрела вперед. Утро уже начиналось, но ослепительный свет фар делал его непроглядными потемками. Дорога вокруг санатория, если когда-то и существовала, теперь заросла. Вдруг выскакивали на нее перед джипом, как вспугнутые звери, мохнатые сосновые подростки, самовольно вылезшие и вытянувшиеся за последние глухие годы. Подогнутые мощным бампером, они бессильно скребли по днищу машины. Толстые сосны-колонны подпрыгивали и разбегались слева и справа.