Читать книгу "Ген мозга - Светлана Кузина"

Но исследователи точно узнали, что послужило для Вилли трамплином в лингвоманию.

– Таких «трамплинов», которые подталкивали меня к постижению иных наречий, в моей жизни было три, – рассказывает мне Вилли. – В 4 года я стал собирать бабочек, насекомых и запоминать их латинские названия. В 13 лет родители мне раскрыли семейную тайну. Оказалось, что моя настоящая фамилия – Сторквист. На старошведском значит «мельник, на крыше мельницы которого птица свила гнездо». Мой дед, как выяснилось, был швед по национальности. Как ветеринарный врач, он был приглашен в революционную Россию по линии Коминтерна, но попал в жернова сталинской мясорубки и сгинул в концлагерях. Отцу – специалисту по установкам измерительных приборов на космических кораблях – ничего не оставалось, как для спасения семьи сменить фамилию на Мельников. А имя по паспорту – Виталий – я сменил сам на Вилли, потому что отец хотел назвать меня Вильфредом.

Таким образом, выяснилось, что родные Вилли – многоязычны. Дед и отец знали германские языки. Бабушка была исландкой и долгое время работала ветеринаром в Монголии, свободно овладев монгольским. Мальчик загорелся узнать языки своих родственников – и они помогли. А когда отец купил радиоприемник «Океан 2003», по которому не глушили иностранные радиостанции, он стал познавать «вражеские» голоса на слух. После школы – поступил в московскую ветеринарную академию, где училось много иностранных студентов. И «качал» из них языки, просто болтая с ними на суахили, мандэ, зулушу, эве, йоруба, мванга, хтачингу, догон.

К тому времени, когда надо было идти служить в армию, Вилли уже хорошо знал с десяток языков – в советские времена очень подозрительный талант. Сослуживец доложил в особый отдел части (часть была секретная – ракетная), что Вилли – полиглот. Его тотчас допросили: «На кого работаешь?» Ответ Вилли особистов не убедил: знать столько языков мог только агент вражеских спецслужб. И 20 сентября 1984 года в личном деле Виталия Робертовича Мельникова появилась запись, что он является «шпионом иностранных разведок». Трибунал и штрафной батальон были заменены Афганистаном, куда ветеринарного врача Мельникова послали в качестве фельдшера. Дальше курсировал с караванами, вытаскивал раненых, открыл личный счет моджахедам. Но лингвомания не отпускала – за это время он овладел дари, пушту.

– А 22 ноября 1985 году я ступил на третий «трамплин», – уже с болью вспоминает Вилли. – Во время минометного обстрела разорвалась глинобитная стена и упала на наш взвод. Накрыла взрывная волна. Выжил я один. Без сознания пробыл 20 минут, клиническая смерть длилась 9 минут. Рекорд – 15 минут, после этого нейроны уже погибают. «Картинок» Моуди не видел: ни тоннелей, ни света. Мой «загробный мир» был похож на «Солярис» Станислава Лема.

Почти три года голова болела так, как будто ее выскребывали изнутри. Но потом освоение новых языков вдруг пошло еще быстрее и легче. Происходит это примерно так. Вилли внимательно смотрит на человека, говорящего на незнакомом наречии, слушает его речь, потом будто настраивается, пробуя разные регистры, и внезапно, словно приемник, «ловит волну» и выдает чистую речь без помех. Или просто начинает чувствовать его. Берет в руки книгу на незнакомом наречии и сразу начинает читать. Постигает язык, так сказать, визуально. По мере того как читает, в голове у него начинает звучать мелодия. Это означает, что мозг уже готов к работе над языком. Позднее принимается за грамматику.

Беспереводное понимание незнакомого текста

– Есть еще такой неизученный феномен, – продолжает Вилли, – беспереводное понимание незнакомого тебе текста. У меня был предшественник – Джон Эванс, сотрудник Королевского археологического общества в Лондоне, живший в конце 19 века. Он не был полиглотом. Помимо родного английского, знал только древнегреческий, древнееврейский, латынь, немного читал по-арабски и по-французски. В то время только начались великие археологические открытия, впервые были откопаны шумерские таблички, начались раскопки на окраинах Иерусалима, появились тексты на арамейском. Все это стали свозить в Британию. Эванс каталогизировал все находки. Однажды он вглядывался в одну из шумерских табличек, клинопись, – и поймал себя на том, что до него доходит смысл написанного. В блокнот он записал «перевод». А еще было более полувека до дешифровки шумерской письменности. Эванс умер незадолго до Первой мировой войны, и уже в 1960-х годах, когда многие древние тексты уже были прочитаны, его блокнотик нашли – и все были в шоке! Попадание по смыслу было 80 процентов. Сегодня я нахожусь в его ситуации: просто смотрю на незнакомый мне язык и понимаю, о чем речь. Ченеллинг – так мой феномен попытались объяснить мои американские коллеги, психоневрологи, с которыми я познакомился в 1992 году в Праге на конференции по биометрии. В кулуарах они выслушали мой рассказ и сразу поставили «диагноз»: «Ты – жертва ченеллинга».

Сhanneling – от английского слова сhаnnеl – «канал», и переводится дословно как «прокладывание канала» или «передача по каналу». Другими словами, Вилли для них был человеком, который способен принимать информацию с более высоких реальностей. Для зарубежных специалистов этот термин обычен, у нас он относится к эзотерике.

– Но языки для меня, их количество, не самоцель, – уверяет меня Вилли. – Они – двери в другие миры, строительный материал для создания своего арт-космоса, а иной раз – и ключи к загадкам истории.

Подарок шамана

Произнося эти слова, Вилли касается своего талисмана на шее – расписанный непонятными письменами камень на цепочке.

– Подарок шамана, – поймал он мой взгляд. – Камень нашли при раскопках неолитической стоянки. Показали местному шаману. Когда я прочел эту надпись на языке его предков – телеутов: «несаринга ица йосеректкрекушрек» – «прежде чем скрести небо, проверь, насколько земля отскребла тебя от себя», он мне подарил этот оберег.

А однажды Вилли взялся расшифровать Фестский диск.

– Не настаиваю на своей версии, – сразу предупредил он, – но я примерно понял, о чем там речь. На диске – шаманское заклинание для общения с духами. Нечто вроде памятки для шамана, трафаретки, страницы разговорника. У критоминойцев, которым приписывается изготовление диска, таких множество, но уцелела одна эта.

Берясь за новый язык, его приводит в восхищение, как огранщика редкий алмаз, структура нового наречия.

– Представляете, на кьярдилде говорит население двух маленьких островков у северного побережья Австралии. У этого «игрушечного» языка невероятно громоздкая грамматическая система: в нем 18 настоящих времен, 23 прошедших и 34 будущих! Или юпик – язык канадских эскимосов. В нем более 220 терминов для обозначения снега, передающих все оттенки и особенности. К примеру, «ё салтана» – «снег, который не ждал, что я оставлю на нем след в этой обуви». Это уже не просто язык – это целая философия. Случается, что язык скрывается в орнаментах. Так, ученым потребовалось 15 лет, чтобы понять, что коренное индейское население Аляски и тихоокеанского побережья Канады носят пончо, украшенные не узорами, как всегда считалось, а текстами, в которых изложена история их рода на наречии тлинкит.