Читать книгу "Сотня. Возвращение домой - Кэсс Морган"

– Спасибо, – сказал Уэллс, впервые встречаясь с Максом глазами.

Когда ребята помогли Максу вымыть посуду, тот рассказал им план на завтра.

– Мы по традиции хороним наших умерших на рассвете, – поведал он. – Мы верим, что рассвет – это время обновления. Конец и начало неразделимы, как мгновение перед восходом и мгновение после него.

– Как это прекрасно! – негромко сказала Кларк.

– После Катаклизма, – продолжал Макс, – нашим предкам пришлось бороться с опасениями насчет того, что тьма не всегда сменяется светом. Солнце и вправду могло однажды не встать. Тогда и появилась эта традиция. Мы на самом деле благодарны солнцу, когда оно всходит, положив начало еще одному дню.

– Могу поспорить, что Саше это нравилось, – сказал Уэллс с улыбкой, которая, впрочем, так и не затронула его глаз.

Но что-то в его лице изменилось, подумала Кларк, разглядывая Уэллса в свете свечей. Оно стало жестче, но и мудрее.

– Макс, вы не будете возражать, если я переночую в домике на дереве? – спросил Уэллс.

– Ночуй. Но там будет довольно-таки холодно.

– Со мной все будет хорошо. А утром мы все увидимся.

– Я пойду с тобой, – поднялась на ноги Кларк. – Хочу еще разок проверить радиорубку, если это возможно.

– Конечно, – кивнул Макс.

Беллами остался составить компанию Максу, а Кларк и Уэллс вышли в ночь.

– Ты уверен, что с тобой ничего не случится, если ты всю ночь один пробудешь под открытым небом? – спросила Кларк, когда они подошли к домику на дереве.

Уэллс посмотрел на нее как-то странно: казалось, ему одновременно и грустно, и забавно.

– Я буду не один, – сказал он тихо. – На самом деле нет.

Кларк незачем было спрашивать у него, что он имеет в виду. Сжав руку Уэллса и быстро поцеловав его в щеку, она оставила молодого человека один на один с его воспоминаниями.

Она поспешила ко входу в Маунт-Уэзер и спустилась в бункер, к ставшей такой знакомой радиорубке. Пальцы привычно крутили ручки настройки. Полагаясь лишь на мышечную память, они выставляли параметры, которые особенно нравились Кларк. Сегодня она начала с той же комбинации, что и в тот день, когда она вдруг услышала мамин голос. Ей отчаянно, до боли хотелось снова услышать его.

Прошел час, не принеся никаких результатов. Кларк даже не была уверена, что этот треск и шипение доносятся из динамика, – может быть, они звучали лишь в ее голове. Разболелась спина, в висках пульсировала кровь. И в любой момент за ней мог прийти Беллами.

Кларк встала, потянулась, закинув за голову руки, нагнулась влево, вправо, потрясла кистями. Она знала, что пора выключать систему, но пока не была готова это сделать. «Еще разок, – уговаривала себя Кларк, – только один». И, усевшись, снова взялась за ручки настройки.

Она так сосредоточилась на доносящихся из динамиков звуках, что почти не обратила внимания на раздавшийся в коридоре звук шагов, пока тот не зазвучал под самой дверью радиорубки. Шаги были быстрыми и тяжелыми. «Наверное, сейчас больше времени, чем мне казалось», – подумалось девушке.

Кларк крутнулась на своем сиденье и уставилась на дверь.

– Беллами, – окликнула она, – это ты? Макс?

Но из коридора теперь не доносилось ни звука, словно те, кто там был, притихли. Кларк поднялась со своего места, чувствуя, как встают дыбом волоски на шее. Уж конечно, Беллами не стал бы разыгрывать ее таким образом, особенно после того, через что им пришлось пройти. Может, это вернулись враждебные колонистам наземники?

В комнату один за другим вошли два человека. Прежде чем девушка успела понять, что происходит, ее уже обнимали две пары рук, и она плакала слезами радости.

Это был не Беллами.

Это были ее родители.

На следующее утро Кларк, Уэллс и Беллами, поеживаясь в холодной темноте, стояли плечом к плечу на крутом берегу реки. Перед их взорами ряд за рядом тянулись торчащие из земли могильные камни с нечитаемыми в этот ранний час именами. Макс молча застыл в изголовье пустой могилы, не сводя с нее глаз. Рядом лежало тело Саши, плотно завернутое в саван цвета земли, в которую его так скоро опустят.

Кларк провела эту ночь беседуя с родителями, если, конечно, поток слов, рыданий и смеха, что неумолчно бурлил после воссоединения семьи, можно назвать беседой. Папа и мама были теперь куда более худые, чем помнилось Кларк, отец носил полуседую бороду, но в остальном они совсем не изменились.

Справившись наконец со слезами, мама забросала Кларк вопросами о суде, о тюремном заключении и о путешествии на Землю. А вот папа почти ничего не говорил, лишь улыбался дочери, держа ее за руку и не сводя с нее глаз, словно она могла в любой момент раствориться в воздухе.

Кларк рассказала, как ее забрали из камеры, об ужасной катастрофе при посадке, о Талии, Уэллсе, Беллами и Саше. С каждым произнесенным словом она чувствовала себя все свободнее. Теперь ей казалось, что у нее было два комплекта воспоминаний, и она волокла их на себе больше года: память о том, что произошло, и предположительная реакция родителей на все эти события. И теперь ей становилось все легче с каждой папиной улыбкой и с каждым маминым восклицанием. Кларк отчаянно хотелось услышать рассказ родителей об их житье-бытье на Земле, но к тому времени, когда мамины вопросы иссякли, ночь тоже была на исходе.

Они решили, что папе с мамой лучше остаться в Маунт-Уэзер. Пусть наземники и неплохо к ним относятся, но память о предательстве первых достигших Земли колонистов была слишком свежа, и внезапно заявиться на похороны было бы опрометчиво.

Кларк стояла теперь между Беллами и Уэллсом, и в душе ее царила странная смесь эйфории и скорби. На Земле подобное случалось часто: тут постоянно происходило слишком много всего, и ей постоянно приходилось испытывать несколько чувств сразу.

Она покосилась на Уэллса, гадая, происходит ли с ним нечто подобное или он безраздельно поглощен своим горем.

Из-за горизонта показалось солнце, озаряя небо оранжевым и розовым, и Макс отнес свое единственное дитя в место вечного упокоения. Хриплым голосом, от которого грудь Кларк сдавила боль, он поделился с собравшимися своими самыми яркими воспоминаниями о дочери. Слушая его, люди то начинали улыбаться, то им на глаза наворачивались слезы.

Утерев наконец бежавшие по его собственным щекам слезинки, Макс обернулся к Уэллсу и спросил, не хочет ли тот что-нибудь сказать. Уэллс кивнул, выпустил руку Кларк и шагнул вперед.

– Чувства, которые связывают нас с другими людьми, не зависят ни от географии, ни от расстояний, – начал Уэллс. Кларк видела, что он весь дрожит, но голос его был сильным и ясным. – Мы с Сашей выросли в двух совершенно разных мирах, и каждый из нас мечтал о том, что казалось недостижимым. Я смотрел на Землю из космоса, не зная, есть ли там какая-то жизнь. Может быть, гадал я, нога человека никогда больше не ступит на эту планету, а может быть, это случится еще при моей жизни. А Саша смотрела вверх, – тут он показал на исчезающие звезды, едва видимые на темно-синем небе, – и думала, есть ли там кто-нибудь. Выжил ли кто-то из тех, кто некогда отправился в космос? Смогли ли люди несколько сотен лет поддерживать свое существование среди звезд? Нам обоим казалось маловероятным, что мы сможем узнать ответы на свои вопросы. Но миллион факторов толкнул нас навстречу друг другу, и мы получили ответы. Мы нашли друг друга, пусть и очень ненадолго. – Уэллс глубоко вдохнул, а потом сделал медленный выдох. – Саша стала для меня ответом.