Читать книгу "Святослав. Болгария - Юлия Гнатюк"

– Княже, жив! – воскликнул он, увидев Святослава стоящим с ножом в руках, и тут же кинулся к сплетённым в схватке телам.

В сереющем свете князь с охоронцем разняли противников, но оба тела уже были обмякшими. По одному – высокому и сильному – пробегали волны предсмертной судороги, и оно затихало навеки, испуская едва слышный хрип. Соболь приподнял за плечи второго и прислонил его спиной к ложу князя.

– Славомир, ты как?! Погоди, брат, сейчас огня, я быстро… – Он вскочил, поскользнувшись в луже крови, но устоял на ногах и, выбежав, вернулся с греческой плошкой, защищая её рукой от струи воздуха при быстром движении, и зажёг трёхпалый подсвечник на столе. – Что у тебя, брат, где раны? Я перевяжу… – Голос молодого охоронца, для которого Славомир был вроде отца-наставника, дрожал.

Князь тоже присел подле верного охоронца.

– Ничего… не надо… – с трудом вымолвил Славомир, и подобие улыбки осветило его окровавленный лик. – Ты жив, княже… – Он снова попытался собраться с силами, что-то прохрипел, но слов уже нельзя было разобрать.

Внизу у входа в жилище застучали копыта, кто-то открыл скрипучую тяжёлую дверь и бесшумно взлетел по каменным ступеням. Ещё через несколько мгновений в светлицу влетел запыхавшийся Ворон. Князь с молодым охоронцем стояли на коленях перед своим собратом. Из очей Соболя горючими каплями стекали чистые слёзы, смешиваясь с кровью на полу и одежде умирающего, с уст которого смерть-Мара ещё не успела стереть счастливую улыбку.

– Сколько помню себя, Славомир был подле, – горько молвил Святослав, ни к кому не обращаясь. – Меня малого берёг, потом мать, а после её смерти снова меня…

– Всё-таки опоздал! – с отчаянием молвил главный изведыватель и бессильно опустился у притолоки двери прямо на скоблёный пол. Уже сидя, он заговорил своим обычным негромким голосом: – Мы выследили византийского изведывателя именем Харлампий и вчера с Невзором тихо взяли его. Вот он-то после допроса доброго сообщил, что заговор супротив тебя, княже, учинён и что убить тебя должен охоронец Кандыба, крещённый в Царьграде Петром. Вот я и полетел, да…

– Заговор? – спросил ставшим вдруг холодным, как горная вода, голосом князь.

– Да, Улеб мир должен был заключить с Вардой Склиром, с ним в сговоре христиане – русы и болгары. Сей Харлампий всё и устроил…

– Значит, Боскид с Инаром… – обронил Святослав.

– Их-то вперворядь и убили, заманив в ловушку, а после сказку сочинили для остальных, мол, богатыри византийские их одолели. Когда конь пал, и Боскида конем придавило, воины, что были вокруг, защищать его не стали, а просто покинули, про то узнали, когда одного из них допытать удалось. А Инара подлым ударом сзади в голову поразили. Ушли наши темники с поля сечи прямо в войско Перуново, где остальные наши их уже дожидаются…

– И Славомир наш тоже… прямо из схватки в Ирий… – с дрожью в голосе тихо молвил Соболь.

Святослав сжал в ладонях голову и сидел так некоторое время.

Разом пришло к князю разумение, отчего вокруг Улеба, как докладывала много раз Тайная стража, вьются византийские изведыватели в рясах. Отчего ропщут его темники и тысяцкие на воинов-христиан, коих нынче немало в дружине. Вспомнились слова, сказанные Калокиром: «При дворе императора нет родственных уз, напротив, родственники – первые враги, потому что в любой миг могут отобрать власть. Сын стремится устранить отца, брат брата, жена мужа, невестка свёкра». Тогда Святослав горячо возмущался такому, а ныне понял: по-иному не могут поступать те, кто против Рода.

Он всё сидел, обхватив голову руками, словно боясь, что она разлетится на куски от горьких и отчаянных мыслей. Ему вдруг вспомнилось, что всё это уже было. Вот так же он сидел у тела верного побратима Горицвета, попавшего вместо него во вражескую засаду. Снова предательство, как тогда, и снова праведная ярь медленно, но неодолимо наполняет тело, мысли и сердце. На сей раз перед ним поверженное тело охоронца Славомира, а там, под Адрианополем, бездыханные тела испытанных в бесчисленных сражениях соратников Боскида и Инара.

– Изловить и казнить всех изменников, и прежде всего Улеба… – глухо изрёк князь чужим голосом, будто из подземелья.

Соболь повернул бездыханный труп Петра и, ухватив за ворот, потащил тело предателя прочь. Голова трупа при этом была сильно склонена набок. – Ага, своротил-таки тебе шею Славомир, ни нож не помог, ни сила подлая! – с омерзением бросил охоронец мёртвому телу, а потом добавил: – Потому что сила Прави важнее силы клинка. – На очах Соболя опять блеснули слёзы.

– И вот что ещё, брат Ворон, отправь в Киев гонцов с моим строгим наказом: разрушить христианские церкви, а попинов казнить, чтоб изничтожить гнездо их в сердце Руси, пока не разлетелись черноризные осы по прочим градам да огнищанским селениям! – рыкнул Святослав, вставая, и очи его заблестели чудным блеском.

Оглядев всех, кто был подле, князь на миг остановил горящий взор на бездыханном теле старого охоронца. Всем, кто был в это время в светлице, почудилось, будто князь враз стал выше ростом.

– Славомира, Инара и Боскида, как подобает достойным сынам Перуна, сопроводить в Ирий с почестями самыми высокими. А тризну по братьям павшим справим мечами нашими! – не столько проговорил словом, сколько разорвал душевной силою тишину князь русов. – Пусть тризну сию запомнят на многие столетия коварные греки! – Все, кто были подле, узрели печать Перунову на челе княжеском. Они исподволь проникались ею и несли далее, как вода разносит волны, как кроны деревьев, подчиняясь ветру, делают зримой и слышимой его могучую силу.

И задрожала земля византийская от грозной поступи Святославовых ратей и конных дружин, как некогда случилось то с землёй Переволоцкой, когда пал от предателей молодой Горицвет. Не видала такого прежде Визанщина и страху подобного ранее никогда не испытывала. Шли молчаливые полки и тьмы, и страх катился впереди них – страх приближающейся неодолимой и грозной силы. И лепше других чуяли ту силу опытные вои, что могут определить мощь супротивника, даже не видя его, а только по его приближению. В панике бежали прежде смиренные и уповающие на своего Бога монахи и попины, потому как тоже чуяли, что не в силах их Бог что-либо свершить против сей страшной и непонятной силы, называемой россами странным словом «Правая Мста». Полыхали до небес церкви и монашеские обители, а каменные строения разрушались могучими воинами, как осиные гнездовья смерти, коварства и лжи. И не мог сморить воинов, пребывающих в священной яри, ни сон, ни голод, ни усталость. Их боевые клинки и копья с невероятной силой и быстротой разили ошеломлённых врагов и не ведали пощады и жалости. В панике пытались спастись бегством защитники крепостей и градов, а когда это было невозможно, то бросались на копья и мечи суровых северных варваров, чтобы скорее прекратить охвативший их ужас.

И в град Киев летели быстрые гонцы, неся горькую весть о том, как сплели заговор христиане в войске Святославовом, как во главе того чёрного заговора стоял двоюродный брат князя Улеб. И что казнены христиане за измену лютую, и Улеба князь не помиловал. А в Киеве повелевает князь разрушить гнездо христианское. С того приказа и пошло уничтожение церквей и попинов. Деревянную церковь сожгли, а каменную разрушили. Мало кому из черноризцев удалось избежать суровой кары. Только отец Алексис успел ускользнуть, как вьюн из рук рыбака. Затаились в страхе тайные христиане, большей частью из варягов и прочих купцов, и молили своего христианского Бога, чтоб подольше пребывал Святослав в далёкой Болгарии и не помышлял о возвращении в Киев.