Читать книгу "Майндсайт. Новая наука личной трансформации - Дэниэл Дж. Сигел"

Стыд объединял состояния Мэтью в несколько связанных, но разных кластеров. Одно состояние просто выполняло защитную функцию: если девушка заинтересована им, она способна узнать его ближе и выяснить, что глубоко внутри он полное ничтожество. Поэтому лучше бросить ее до того, как она все узнает. Данное состояние защищало Мэтью и от угрозы неудачи на сексуальном фронте: если ему действительно хотелось близости с женщиной и отношения с ней казались по-настоящему важными, то лишь только мысль о том, что он может «все испортить», являлась настолько болезненной, что лучше было закончить отношения заранее. Точно так же в двадцать лет Мэтью предпочитал спать с безразличными ему девушками, чтобы не переживать о том, насколько хорошо он себя показал. Это одна из многоуровневых причин, по которым Мэтью стал испытывать напряжение и утрачивал интерес к сексу, как только его девушка «слишком сильно» заинтересовывалась им.

Следующее основанное на стыде состояние характеризовалось еще большей болезненностью. Если Мэтью действительно нравился девушке, как он мог простить ее? Такой ход мысли кажется вам иррациональным? А логика здесь вот какая: если я нравлюсь женщине, с ней должно быть что-то не так. Так зачем мне оставаться с ней? Стыд объясняет данное уравнение. Когда мы глубоко убеждены, что в нас имеется какой-то изъян, иррациональные реакции становятся логичными.

Стремление побеждать – еще одно состояние у Мэтью, в основе которого лежал стыд. Когда он выбирал труднодоступных женщин, часть его личности чувствовала острую необходимость заполучить их. Он никогда не интересовался девушками, которым сразу нравился, никогда. И даже женщинами, реагирующими на него нейтрально. Для состояния, все еще пытавшегося справиться со старой травмой, лучшим подходом было воссоздание наиболее приближенного к исходному паттерна импульсов. В клинической психологии данное явление называют повторным проигрыванием травмы. Мэтью искал триггеры воспоминаний для активации состояний, которые побуждают его всегда вступать в отношения с отстраненными и потенциально жестокими женщинами, напоминающими мать. У Мэтью открылся особый нюх на них – по крайней мере так казалось.

Однако у него сохранилось и другое состояние из детства: потребность в любви и единении, характерная для детей. Некоторое количество его подруг увидело проблески этого состояния, и оно отворило их сердца. Я с радостью слушал о тех ценных моментах, когда Мэтью принимал симпатию женщины, даже если желание саботировать ее заботу, базировавшееся на стыде, вскоре возвращалось.

Итак, что же мы могли сделать? Для интеграции всех состояний Мэтью нужно было стабилизировать объектив, обращенный в его сознание, точно так же, как это сделал Джонатан. Мы прервали разбор его любовных неудач и в течение нескольких недель сосредоточились на разучивании различных техник рефлексии. Мэтью понравилась метафора колеса осознанности и идея того, что умственные упражнения укрепляют его ось, прибавляя стабильности его сознанию. К «сканированию» тела он поначалу отнесся скептически, но вскоре ощутил его пользу. Та энергия, с которой он выполнял все практики, напоминала его состояние на работе: мы обозначали цель, и он шел к ней, бросив на это все силы.

Однако вскоре Мэтью обнаружил: принятие того, что возникает в процессе упражнений, требовало нового типа осознанности. Ему было сложно открыться своему внутреннему миру, не пытаясь контролировать его. Взять, например, сильное отвращение, появлявшееся у него, когда он был с женщиной. Мэтью нужно было следить за его зарождением; он должен был сохранять объективность и помнить, что это просто его часть; и Мэтью следовало оставаться открытым к более глубокой боли, управлявшей данным чувством.

Когда я познакомил Мэтью с практикой, цель которой – «оставаться рядом» с определенным ощущением, не прогоняя его (я обучал этому и Энн из седьмой главы), его заинтриговало парадоксальное на первый взгляд использование силы сознания, просто чтобы проявлять любознательность и принимать свой внутренний мир. Я сказал Мэтью, что как раз такие качества во многом и являются основными ингредиентами любви. Мэтью ответил, что именно их ему не хватало в детстве.

Как и в случае работы с Энн, в терапии Мэтью я использовал два канала внимания: один был направлен на определенное событие в прошлом или на женщин, состоявших с ним в отношениях, а другой прочно закреплен здесь и сейчас, в моем кабинете. Во время непростых сессий мы поняли, насколько живы детские воспоминания Мэтью об отторжении и страхе. Он нуждался в большом количестве поддержки, чтобы «оставаться с ними». Мэтью также требовались многие навыки интеграции: двусторонняя и вертикальная интеграция, интеграция памяти и нарратива – чтобы перевести живые имплицитные воспоминания в гибкую эксплицитную форму.

На одной из встреч Мэтью вспомнил, как однажды вошел в комнату к отцу, чтобы узнать, сможет ли тот с ним поиграть. Ему было около шести. Тут в комнату ворвалась мать, схватила его за руку и вывела вон. «Сколько раз тебе повторять, чтобы ты не беспокоил его своей ерундой», – зашипела она. Сейчас Мэтью сидел в моем офисе, и его руки дрожали; он увидел перед собой лицо матери и вспомнил, как пугался ее гнева. Я попросил его «оставаться с этим страхом», мысленно удерживая его перед собой. Мы вместе ощущали, как страх превращается в грусть. И Мэтью заплакал.

Я показал ему, как успокоить себя: положить одну руку на сердце, а вторую на живот. Многим людям это очень помогает. До этого Мэтью не знал, что делать с болью, причиняемой стыдом, не пытаясь при этом убежать от него. Я надеялся, что данная техника поспособствует расширению его границ терпимости. Через несколько минут Мэтью сказал, что ему полегчало, и мы обнаружили, что его – как и меня – успокаивает левая рука на сердце. (У большинства людей это обычно правая рука.) Обнимая себя, он также «обнимал» имплицитное воспоминание о ребенке, который так хотел, чтобы его любили и принимали таким, какой он есть.

Как только Мэтью немного успокоился, у него возникли новые воспоминания. Он рассказал, что хотел как можно скорее приступить к самостоятельному заработку, и начал разносить газеты – ему было двенадцать. На первые деньги он купил матери блендер, чтобы она делала мужу молочные коктейли. «Я почти не слышал от нее слов благодарности, – рассказал он. – Я хорошо учился в школе, покупал ей цветы и целые выходные мыл машины, чтобы принести ей немного денег, но ее ничего не впечатляло». Потом, выдержав паузу, он добавил, что понял кое-что: независимо от того, что у него происходило с женщинами, он никак не мог доказать, что его мама относилась к нему с добротой и любовью. И независимо от того, сколько женщин у него было, он не способен доказать матери, что его можно было любить. Мэтью начал постепенно развязывать внутренний узел стыда.

С того момента благодаря надежному убежищу в виде рефлексирующих диалогов у него зародилось новое состояние. Однажды Мэтью сообщил: «Мне кажется, что у меня внутри существует безопасное место, откуда я просто наблюдаю за всем этим». Он говорил тихо, и в его голосе слышалось удивление от сделанного им открытия, которое я принял с чувством благодарности.

Поиск внутреннего «я»

Имеется ли некая суть личности, скрытая под всеми слоями адаптации? Я говорил о многочисленных состояниях нашего «я», каждое из которых обладает миссией по выполнению мотивационных потребностей: в единении с другими, творчестве или утешении. Другие состояния концентрируются вокруг конкретных занятий: спортивных познаний, умений играть на музыкальных инструментах или набора навыков, необходимых для учебы и работы. Другая группа состояний участвует в создании социальных ролей: мы можем руководить инициативной группой района, искать партнера, участвовать в семейной жизни, заводить новых друзей или поддерживать связь со старыми.