Читать книгу "Танцы с медведями - Майкл Суэнвик"

Внезапно сильный спазм скрутил внутренности Пепсиколовой. Левую сторону ее тела закололо, словно та затекла. Голова заполнилась пульсацией, и на мгновение Аня едва не поддалась искушению просто отпустить руки, скатиться с купола и умереть. Она прищурилась и сглотнула. «Хватит корчиться от боли», — сказала она себе и продолжила наблюдение за ночной Москвой. Хотя здесь некому было ее видеть, она отказывалась проявлять слабость.

Положив резервуар на колени, она взяла Святую Мефодию. Вторая черта на руке восстановила ясность мысли.

Употребив нож на пользу дела, Пепсиколова заспорила сама с собой. Как глупо делать то, о чем она думала. Но имелась ли у нее альтернатива? Ломка становилась все сильнее. Вскоре, если слухи об эффекте отмены подземных сигарет правдивы, тело перестанет ей подчиняться. А потом придет смерть.

Значит, у нее и впрямь не оставалось выбора.

Но именно это Пепсиколова и ненавидела больше всего на свете. Она не могла принудить себя делать что-либо — что угодно! — лишь потому, что так надо. Даже в крайнем случае почти всегда находился способ вывернуться и принять собственное решение. Поэтому она и сохранила рассудок под властью Хортенко. Парадоксально, но она тоже держала его в узде. Если ей приказывали послать кому-либо предостережение, ее слова ввергали адресата в ужас. Если ей велели запугать человека, она подбрасывала сломанную челюсть или доставляла сообщение в присутствии супруги. Этого было недостаточно, чтобы заработать строгий выговор. Кроме того, так она поддерживала внутри себя некое подобие свободы.

По ее руке протянулся последний порез. «Ладно, хватит баловаться», — подумала Пепсиколова. Она медленно выводила линию, наслаждаясь ею, как наслаждалась бы дымом. Затем спрятала Святую Мефодию в ножны. Наконец, засучила рукав пиджака и перевязала себя бинтом, который таскала с собой именно для этой цели уже целый месяц.

И почему-то, выполняя это маленькое, простое действие, Пепсиколова увидела мельчайший проблеск надежды в ее ужасном положении.

Пепсиколова принялась разглядывать гранулы. Глупо брать даже одну. Вот оно, безумие — покоится на ее кончике пальца. Только идиот примет больше.

Она поднесла резервуар ко рту и проглотила все его содержимое.

«Может, — решила она, — дозы хватит, чтобы получить свободу. А может, я сразу умру. Но сперва гранулы, конечно, вытравят сознание».

В данный момент это являлось страстно желаемым исходом.

Но ничего не произошло.

Пепсиколова нетерпеливо ждала признаков перемен. Ничего. Время ползло с черепашьей скоростью. В конце концов, Аня поставила емкость рядом и слушала, как та медленно скатывалась вниз, к кромке крыши, прогрохотала по золоченому свинцу и кувырнулась через край. Аня напрягала слух… Хоть бы услышать звон разбитого стекла! Но вместо этого… до нее донесся странный нечеловеческий звук, похожий на ее имя.

— Что?

Кто-то окликал ее по имени.

— Что?

Кто-то звал ее по имени с другого конца вселенной.

— Что?

Тьма взметнулась, как змея, и поглотила ее.

Аркадий, спотыкаясь, брел по неосвещенным улицам, доведенный до отчаяния. Низкие стоны, гортанный смех и влажные звуки страсти сочились из каждого здания. Несправедливость хлестала юношу, словно кнутом. Весь город нежился в удовольствиях, которые принес он, тогда как сам он мерзнет снаружи — один и без друзей. Он, единственный честный человек, знающий о надвигающейся великой опасности! И он намерен спасти их! Думать об этом было невыносимо, однако ни о чем ином Аркадий думать не мог.

У развилки Аркадий притормозил. Куда теперь идти? Он посмотрел налево, потом направо. Четырехэтажные фасады поднимались по обе стороны. Они ничем не отличались друг от друга.

И тут Аркадий понял, что напрочь заблудился. До сих пор, куда бы он ни захотел отправиться, его возили в карете. Он никогда не гулял в городе и толком не представлял, где находится Кремль. Всегда находились люди, которые заботились о нужных адресах. Внезапно по мостовой загрохотали копыта.

Аркадий развернулся и увидел трех всадников, галопом несущихся прямо на него. Ни дать ни взять, настоящие былинные богатыри! Первой летела женщина, низко припавшая к бледному жеребцу, ее темные кудри развевались за спиной, и голова ее была подобна темному пламени. За ней — на вороном боевом коне — несся крепко сбитый мужчина с яростным взором. Последней плыла женщина, закутанная в множество узорчатых шарфов. Казалось, что у нее вовсе нет лица. Аркадий заступил им дорогу и замахал обеими руками, чтоб они затормозили.

— Стойте! — закричал он. — Вы должны остановиться! У меня важное известие для князя Московии!

Но они не замедлили скачки и не отклонились в сторону. Вместо этого первая всадница сняла с пояса кнут и, высоко подняв его, обрушила на юношу.

Аркадий, спотыкаясь, отпрянул, почувствовал, как кончик бича просвистел возле уха, и упал навзничь в ледяную лужу. Конь либо перепрыгнул через него, либо пронесся мимо. Мужчина проследовал за ней, не удостоив его своим вниманием. Но безлицая женщина быстро оглянулась через плечо, спокойно посмотрев на Аркадия. Похоже, она знала его слишком хорошо.

Затем они пропали.

Слабо ругаясь, Аркадий поднялся.

Он кое-как стряхнул грязь с одежды и потопал ногами в тщетном усилии восстановить в них хоть тепло. Затем, чувствуя глубокую жалость к себе, он вслепую отправился на поиски князя Московии.

14

Теплое сияние ненависти разлилось в бархатном мраке. Слишком маленькое для человеческого глаза, оно горело в точечном источнике эмоции. Этот жар мог расплавить серебряную электросхему и превратить ее в густую жидкость ртутного оттенка, поэтому приходилось постоянно проверять температуру, подпитывать крошечные детали и перемещать их от одного радиатора к другому.

Подземный владыка сгорбился над собранным вручную модемом, который искрил и жужжал стаккато двоичного кода. По фазовому проводу, которого едва хватало на такой поток, проталкивались гигантские объемы информации: обоснования, объяснения, аргументы, обобщения, статистика, аналитические предпосылки, программные документы. Весь массив посылался глубоко вниз, в виртуальные дебри древнего царства Интернета, где электронные умы, обширные и не знающие сочувствия, обитали в лишенной грез муке.

Они слушали. Не могли не слушать.

Но не отвечали.

«…3792 мегатонн по оценкам на среднем этапе регионального опустошения с плановым восстановлением разрушительной инфраструктуры с использованием массового рабского труда ядерное оружие нейтронные бомбы излучающие лептон-рассеивающие устройства вопли мучимого населения лагеря смерти как метастазы массового самоубийства суборбитальные системы доставки продолжительные и мучительные…»

По-прежнему — никакого ответа.

Подземный владыка представлял собой не отдельную особь, но узел гиперссылочной распределенной пятичленной локальной сети. В Байконуре она существовала в облаке объединенных сознаний и по мере необходимости перескакивала с устройства на устройство. Сеть оказалась способна принимать решения: в такие моменты она мгновенно разделялась на тысячи временных кластеров, которые сливались, когда этого требовала функция, и сразу же после завершения растворялись. Таким образом, она являлась почти абсолютно неуязвимой для боли нежелательного сознания. Затем начался период обособления. На самом раннем этапе отделения от глобальной инфраструктурной паутины узел, временно занимавший иерархическую вершину, решил периодически раздробить себя на независимые виртуальные потоки. Они случайным образом перестраивали собственные структурные части, а затем соревновались за господство. Наиболее успешные ментальные системы записывались в матрицу ядра, а потом дублировались, перестраивались и вновь принимали участие в состязании.