Читать книгу "Сердце женщины - Розалин Уэст"

Но она молчала. Почему?

Пока он не узнает это, он не успокоится. Значит, надо все выяснить…

Да, до прибытия на Сент-Китс надо выяснить все до конца. И тогда он решит, стоит ли отпускать ее.

Элизе не удавалось увидеть капитана, хотя «Галантный» уже больше суток скользил по водам Мексиканского залива. Настроение у нее было подавленное – ее глупое сердце по-прежнему томилось по Люку. Завтрак, обед и ужин ей приносил мрачный Реми, и его молчаливое осуждение было еще одним признаком того, что она лишилась благосклонности капитана.

Наконец Элиза поняла, что больше не сможет терпеть одиночество. Когда Реми вошел в очередной раз, она с деланной улыбкой проговорила:

– Добрый вечер, Реми.

Он взглянул на нее и отвернулся.

– Добрый вечер, мисс. – Юнга оставил поднос и направился к двери.

– Реми!

Он взглянул на нее через плечо.

– Ты можешь уделить мне минуту, чтобы поговорить со мной? Или меня теперь надо избегать, как чумную? – Она хотела сказать это с юмором, но к глазам предательски подступили слезы. – Пожалуйста, Реми… Мне так хочется услышать дружеский голос.

Он бросил тревожный взгляд на трап, затем вздохнул и закрыл дверь.

– Да, мисс Элиза, вы правы насчет чумы. Это путешествие похоже… на панихиду.

– Почему?

– Все дело в капитане Люке. Он… – Реми замолчал, смущенный тем, что, по-видимому, злоупотребляет доверием своего капитана.

– Люк здоров?

Тут мальчик наконец-то улыбнулся.

– Да, не беспокойтесь, мисс Элиза. Я думаю, это не телесное недомогание, а душевные страдания.

Элиза промолчала. «Неужели Реми знает о наших отношениях?» – подумала она. Реми снова вздохнул.

– Знаете, ведь это его последний поход в качестве капитана «Галантного». Хотя нам всем очень нравится мистер Стернс, мы будем скучать по капитану Люку. Вместо радости у нас такое чувство… словно мы хороним нашего капитана в море по его собственной просьбе.

Он ни с кем не разговаривает, кроме мистера Стернса, и не уходит с вахты, с тех пор как мы покинули Порт.

Элиза поняла, что это ее вина. Она нанесла Люку чрезвычайно болезненный удар, и он никак не может прийти в себя.

– Если бы только я могла что-то сделать для него.

Реми тотчас оживился:

– Наверное, сможете, мисс Элиза, если захотите. Вы действительно хотите поднять ему настроение? Если так, пойдемте на палубу.

Они вышли на палубу, и в лицо ей тотчас же ударил свежий ветер, прогнавший мрачные мысли. Вечернее небо раскинулось над головой бесконечным балдахином, а темные воды казались гладкими, как стеклянный шар чародея-предсказателя. Сможет ли она увидеть в этих водах свое будущее?

Ее появление на палубе вызвало беспокойство среди матросов – они не знали, как реагировать, и поглядывали на капитанский мостик, где в лунном свете застыл неподвижный силуэт Жана Люка. Если капитан и заметил ее, то ничем не обнаружил это.

– Сыграй что-нибудь веселенькое, Джекоб, – сказал Реми матросу с гармошкой.

Когда раздались звуки музыки, мальчик поклонился Элизе, приглашая ее на виргинскую кадриль. Хотя ей было не до танцев и не до веселья, она заставила себя улыбнуться и позволила юнге закружить ее по палубе. Юбки Элизы раздувались колоколом, а волосы разметались огненным веером. Матросы, окружившие их, похлопывали в такт и посвистывали – они были очень довольны этим развлечением.

Усеянное звездами ночное небо, свежий ласкающий ветерок и улыбка Реми подняли настроение Элизы. Вскоре она тоже улыбалась, и глаза ее сверкали, когда Реми кружил ее в танце. Повернувшись в очередной раз, она внезапно оказалась лицом к лицу с Жаном Люком, и Реми тотчас же отошел в сторону.

Элиза замерла.

В полутьме черты его лица казались еще более резкими. Тут он вдруг взял ее за руку и легонько пожал ее. Элиза затаила дыхание; в сердце ее возродилась надежда.

Не отводя от нее своих черных глаз, он поклонился с торжественной грацией. Затем, когда снова заиграла гармошка, повел ее в танце. Люк выделывал сложнейшие па с уверенностью придворного танцора, и Элиза представила, что они танцуют не на палубе корабля, а в сверкающем огнями бальном зале.

Внезапно музыка стихла, и Жан Люк с вежливым поклоном покинул ее. Не сказав ни слова, он направился вниз.

Элиза хотела последовать за ним, но тут к ней подошел Шеймус. Он взял ее за руку и тихо сказал:

– Пойдем со мной.

Они пошли по освещенной луной палубе, и Элиза, не выдержав, спросила:

– Что с ним, Шеймус? Вы можете сказать, отчего он так печален?

– Зачем вы спрашиваете, мисс?

Она остановилась и пристально посмотрела ему в глаза.

– Я бы помогла залечить его душевные раны, если бы могла.

– Потому что он спас вас в болотах?

– Потому что я люблю его.

Шеймус не выразил удивления. Он лишь тяжело вздохнул и подвел ее к поручню. Немного помолчав, пожилой ирландец заговорил:

– Я был совсем еще молодым, когда меня призвали на войну. Тогда это казалось почетной обязанностью. Хотя те, кто меня призывал, обещали мне службу на корабле, я оказался в пехоте на незнакомых берегах Франции. Я возненавидел все, что там творилось.

Шеймус начал описывать ужасы войны; он говорил о ее бессмысленной жестокости и о том, что мечтал поскорее закончить это грязное дело и вернуться к своему любимому морю.

– И был там один французский адмирал, который ускользал от нас каждый раз, когда мы пытались захватить его врасплох. Он был как лисица… или как привидение. Мой командир испытывал ненависть к этому французу. К тому же он был уверен, что, поймав его, получит повышение в чине. И вот мой командир – его звали Фицрой – решил атаковать адмирала в его доме. Нас встретила его любезная жена, с которой были трое дочерей и мрачный сынок. Фицрой сказал, что не причинит им вреда, если они станут сотрудничать с ним. Он хотел узнать, куда направляются корабли адмирала Готье, и ужасно разозлился, когда они заявили, что это им неизвестно. Ничего не добившись, Фицрой приказал убить семью Готье.

Элиза в ужасе уставилась на ирландца.

– Семью Люка? – прошептала она.

Шеймус снова вздохнул:

– Война есть война. Но я отправился на войну не для того, чтобы убивать невинных детей и женщин. Жена адмирала и ее сын упали после первого залпа, а маленькие девочки с криком бросились бежать. Нам приказали стрелять в них, и мы стреляли. Совершив это, мы ушли… – Шеймус поднял глаза к небу; черты его лица были искажены.