Читать книгу "Верни мне любовь. Журналистка - Мария Ветрова"

— Ладно, — вздохнул Григорий. — Что ты предлагаешь? Валяй!

— Не то чтобы предлагаю, — мотнул Корнет головой, — а, можно сказать, как наш славной памяти Обллит, отдаю на твое усмотрение… Ты помнишь, что там у нас было в некрологе опубликовано?

— Еще бы мне не помнить, если я его сам писал. — Григ удивленно посмотрел на Оболенского. — Ну… Все, что полагается обычно в таких случаях, было… «Трагически погибла», «скорбим»… И так далее.

— Меня интересуют не общие места, а как раз «так далее», если можно так выразиться, личный момент…

Григорий нахмурился, убрал руку с моего плеча и, поднявшись из-за стола, медленно прошествовал к окну, не ответив Оболенскому ни слова. На кухне вновь повисла пауза — на этот раз довольно длинная.

Некоторое время Григ смотрел в окно, предоставив нам с Оболенским недоуменно рассматривать его спину в полосатом бархатном халате. И когда я, не вытерпев, совсем уже раскрыла рот, чтобы поинтересоваться причиной молчания моего мужа, он наконец повернулся к нам и заговорил.

— Видите ли, мои дорогие… В том-то и дело, что никакого «личного момента» в некрологе не было: ты бы, Корнет, мог и сам это заметить… И запомнить — с твоей-то головой…

Оболенский удовлетворенно кивнул, и по его физиономии было отчетливо видно: в свое время он это и заметил, и запомнил, а свой вопрос Гришане задал с какой-то иной целью…

— В общем, как ни неприятно об этом говорить… Малыш, поклянись, что, после того что сейчас скажу, ты не сорвешься с места и не поскачешь назад, в объятия своей тетушки! Тем более что один раз ты это уже проделала…

— И что же ты сейчас скажешь? — попыталась я уйти от требуемой им клятвы, одновременно ощущая, как в очередной раз ухнуло куда-то вниз мое сердце. Но Григ не позволил мне обойти стороной, видимо, действительно сильно волновавший его вопрос.

— Малыш, я говорю вполне серьезно… Потому что сейчас собираюсь рассказать кое-что… Ситуацию, в которой Людмила хоть и выглядела не слишком красиво, но я, похоже, оказался еще хуже…

Конечно же я поняла, какую именно ситуацию имеет в виду мой муж. И, вероятно, выдала бы себя в ту же секунду, если бы не рука Оболенского, легко коснувшаяся под столом моего колена. Как ни странно, это помогло мне сглотнуть образовавшийся в горле ком и кивнуть в ответ на вопросительный, можно сказать, умоляющий взгляд Григория. Григ в ответ тоже обреченно кивнул, снова вздохнул и вернулся к столу.

— В общем-то, это вновь по поводу ее жестоких шуточек…

— Погоди, — неожиданно перебил его Корнет. — Скажу сейчас, потому что после забуду. Я про эти «жестокие шуточки» слышал уже по меньшей мере от десятка человек, еще при Милкиной жизни… Ребята, вы не учитываете одного маленького, но весьма существенного момента: Милка росла в детском доме, она подкидыш… Ей даже фамилию дали такую же, как у обнаружившей ее на вокзале тетки… Словом, в свертке, который нашла эта проезжая тетка, помимо Милки имелась записка с датой рождения и именем-отчеством… С того момента, то есть, если память мне не изменяет, с четырех месяцев, Милка была «казенным» ребенком… Мне надо рассказывать вам, что это такое?.. Допустим, про то, как эти ребятишки выживают — именно выживают, а не живут! — среди себе подобных?..

Мы с Григорием одновременно, как по команде, отрицательно покачали головами. Около года назад я делала материал из детского дома — очень хорошего, между прочим, считающегося образцовым. Мне тогда удалось вызвать на откровенность одну девчонку лет одиннадцати, которую, наверное, ровесники избрали в качестве козла отпущения… Ее отчаявшийся взгляд, преисполненный еще и какой-то абсолютно недетской ненависти, я не забуду, наверное, никогда…

— Так что, — произнес Оболенский, — не судите, да не судимы будете… Продолжай, Гришаня.

— Я не знал, что она детдомовская, — мрачно бросил Григорий. — Она всем, и мне в том числе, говорила, что родители погибли в автокатастрофе, когда ей было шестнадцать… Я… В общем, в какой-то момент я сочувствовал ей более чем, поскольку… Ну вы оба знаете, какова моя собственная биография…

— Гришанечка, — осторожно сказала я, — если ты собираешься рассказывать о ваших с Милой отношениях до… Ну до того, как она привела меня в контору, то я об этом знаю…

Григ покачал головой:

— Нет… Слушайте, дайте мне сказать, а? Могу ведь и передумать!

Мы с Корнетом послушно умолкли.

— В общем, так… Не хочу себя оправдывать, но в какой-то момент у нас с Малышом отношения не то чтобы испортились, а… Виновен я: затосковал слегка по былой свободушке… Но, клянусь, у меня и мысли не было о том, чтобы… Как говорится, оторваться и загулять налево… Но, вероятно, прошло бы какое-то время и такое тоже могло произойти — если бы сложилась какая-то подходящая ситуация… Прости, Малыш!

— Малышу придется простить, — сухо произнес Корнет, — поскольку у женщин по данной части мозгов просто обязано быть больше, чем у мужиков… Или не мозгов — так инстинкта: если в течение почти трех лет повсюду ходишь, держась за мужнину руку, его ручонка непременно занемеет! Захочется ее вырвать и потрясти в воздухе, разгоняя застоявшуюся кровушку!..

Я почувствовала, как мою физиономию обдало жаром, и поняла, что покраснела. Больше всего на свете мне в тот момент хотелось заткнуть уши или и вовсе уйти и не слушать Гришины откровения. Но я сдержалась. По-моему, сдержалась впервые в жизни… Неужели это беременность сделала меня такой покладистой?!.. Более того, я открыла рот и… почти что покаялась вслух:

— Милка говорила мне потом почти то же самое…

— Людка была уникально умной и очень интуитивной бабой, — кивнул Корнет. — Очень женственной не в смысле сексапильности даже, а в смысле точной реакции на мужиков… Этим нашего брата и брала. Я тоже признаюсь: если бы она захотела, я бы женился на ней тут же, даже спустя годы после нашего романа… Но после Кирюшечки замуж она не хотела принципиально, более всего ценила личную свободу… Гришка, извини, мы в самом деле зря тебя перебиваем… И?..

— Да чего уж там… — Он в очередной раз вздохнул и продолжил: — Словом, насчет Милкиного чутья ты, безусловно, прав: она мое состояние унюхала, в отличие от Маришки, дистанционно. И, как я теперь понимаю, решила немедленно вмешаться, как вмешивалась вообще во все, что касалось Малыша… Ну и как-то недели за две до… до развязки, предложила мне встретиться тайком ото всех и посидеть вдвоем в одном ресторанчике, где мы с ней прежде, давным-давно, часто бывали… Да, я согласился! И даже обрадовался — можешь меня за это, Малыш, убить прямо тут и сейчас… Только клянусь всем, что для меня свято, мы тогда именно посидели — и ничего больше… Так повернула ситуацию она, а вовсе не я… Предложила, чтобы не приводить меня в ярость, видимо, встретиться еще раз — через пару недель… И я… и мы…

— И вы — встретились! — не вынесла наконец я. — И я собственными глазами видела, как ты усаживал ее в машину, и цветы тоже видела, и…

— Стоп, снято! — рявкнул Корнет и посмотрел на меня, как солдат на вошь. — А не могла бы ты, девочка, захлопнуть свой очаровательный ротик?! Не обращай внимания, Гришка, продолжай!