Читать книгу "Сент-Женевьев-де-Буа - Марина Юденич"

— Именно так — Нет, Леха, не помешает, а может что и наоборот даже — сильно поможет Мне почему-то так кажется. Словом, действуйте, деньгами — помогу Но — сначала моя просьба. Договорились?

— Какой разговор, Беслан?

— Ну, отправляйся Да, вот тебе на первые расходы, как кончаться — дашь знать. И вообще держи меня в курсе, телефон тебе передадут в Москве — Бес протянул Артемьеву увесистый пакет из плотной желтой бумаги и пожав руку, проводил до двери — это был знак особого расположения к гостю Когда за воротами стих мотор тяжелого джипа, на котором увозили Леху, Беслан снова вернулся за стол в свое тяжелое резное кресло и некоторое время сидел в нем молча, подопрев подбородок сцепленными в замок руками В комнате было уже совсем темно и только белели на темной поверхности стола листы бумаги доставленные Лехой, их Беслан оставил себе с его молчаливого согласия Потом он заговорил, обращаясь в пустоту и глядя прямо перед собой, словно его невидимый собеседник сидел напротив у другого торца стола Знаешь о чем я думаю все время? — спросил он кого-то во тьме, — наверное это плохо, такие мысли Но я так думаю. Я думаю — Аллах правильно поступил, что забрал к себе Хеду и Русика. Представляешь, сколько людей потом могли оказаться бы виноватыми и наказанными? Представляешь? Хорошо, что нас с тобой двое. Так легче.

Дмитрий Поляков

Они возвратились в Москву ранним хмурым утром, словно притащив за собою из Питера туманную пасмурную муть. Уже рассвело, но солнце не спешило являть миру свой сиятельный лик, а небо, подсвеченное его светом изнутри, но затянутое серыми плотными облаками казалось грязно-белым, без малейших оттенков. Низко лежало оно на крышах домов, а слишком высокие здания и вовсе скрывало в сером мареве прохладного влажного тумана. Дождя еще не было, но воздух, зелень деревьев и кустарников, трава на газонах уже набухли его влагой, готовой вот-вот просочиться ото всюду мелкими как водяная пыль каплями — такой, представлялось, вот-вот начнется дождь Собственно, возвращался в Москву Поляков. Молодой князь Куракин приехал в столицу после довольно долгого перерыва и можно было сказать, что ему предстояло открывать ее для себя заново — сейчас это было совершенно другая Москва. Но замечая попутно, пока самолет выруливал с посадочной полосы и неспешно катился к зданию аэропорта яркие, а порой кричащие даже приметы нового московского времени, Микаэль Куракин менее всего был расположен теперь размышлять о них — цель его нынешнего прибытия в Москву владела им безраздельно, занимая все помыслы, фантазии, воспоминания и представления о будущем. Его все более беспокоило состояние Полякова, который — с одной стороны великолепно держал себя в руках, предельно четко и ясно формулируя свои просьбы или отдавая команды всем, с кем приходилось общаться — в зависимости от того кто было эти люди — служащие аэропорта или его подчиненные И все же проскальзывало в его привычной, на первый взгляд, жесткой и слегка нагловатой манере держаться что-то пугающее Микаэля — приятель все более напоминал ему то ли робота, то ли зомби из какого-то известного триллера — он выполнял привычные движения, произносил привычным тоном привычные фразы, на лицо его словно натянута была привычная мимическая маска, но все это было только хорошо сконструированной и функционирующей ширмой. Существо, которое пряталось за ней, на самом деле одержимо было какой-то одной только ему известной программой, которую неукоснительно исполняло, маскируя свои истинные устремления маской обыденного поведения того, кто ранее был Дмитрием Поляковым.

Прямо от трапа самолета их повели отдельно от всех прочих пассажиров питерского рейса вверх по неприметной лестнице, ведущей в зал приема официальных делегаций. У стеклянных его дверей их ждали два подтянутых молчаливых молодых человека, с одинаковыми спортивными фигурами и выражениями лиц, невозмутимыми и напряженными одновременно — это была личная охрана Полякова, третий человечек, неловко рванувшийся им навстречу из низкого кожаного кресла, был полной их противоположностью. Ростом он был невысок, довольно плотен, если не сказать что полноват, причем явно излишне, тонкие светлые волосы сильно поредели и сквозь них розов просвечивала блестящая от пота кожа, пот струился по его полному розовощекому лицу и он то и дело промокал его зажатым в кулаке платком. Глаза этого кругленького человечка были тоже круглыми, очень светлыми, настолько, что цвет их не приглядываясь определить было бы затруднительно, их обрамляли такие же светлые почти белые реснички — отчего Куракин сразу же про себя определил их как «поросячие». Однако смотрел человечек вполне осмысленно и даже проницательно — это был помощник Полякова, которого тот в глаза и за глаза называл по фамилии Ковалевский. Микаэль хорошо запомнил эту фамилию, потому что львиную долю поручений, Поляков адресовал именно ему. Возможно поэтому Куракин представлял его совершенно иным — энергичным, подтянутым и молодым человеком. Впрочем. как выяснилось позже в своих представлениях он не так уж сильно ошибался. Ковалевский оказался моложе самого Куракина лет на пять, что же касается его энергии и умения принимать и исполнять одновременно несколько распоряжений и поручений шефа, успевая при этом докладывать об уже исполненном — то оно вызывало у Микаэля чувство едва ли благоговения — он сам бы так никогда не сумел и никогда не встречал людей, обладавших таки даром. Посему он вскорости окрестил Ковалевского «человеком-канцелярией» и напрочь перестал замечать «поросячие глазки». Но все это было уже потом, а пока стремительно, как все, что теперь делал Поляков, они скатились по другой уже лестнице, которая вела из зала для особо важных персон, в общий стеклянный зал аэропорта и через него — к выходу, у которого замер, сияя глянцевыми боками черный внушительный « Мерседес» Полякова с синим колпаком — мигалкой на крыше. На бегу Ковалевский что-то быстро докладывал шефу, тот отвечал короткими репликами, соглашаясь или отвергая предложение помощника.

Возле распахнутых дверей машины вся группа наконец замедлила свой бег — Я с вами? — совершенно бесстрастно поинтересовался Ковалевский, имея в виду в какой машине предстоит ему двигаться дальше — с шефом в его лимузине, или в джипе сопровождения, замершем в нескольких сантиметрах от заднего бампера « Мерседеса»

— Ты — в архив. Я хочу увидеть все документы уже вечером — Это — вряд ли — Ковалевский с сомнением взглянул на часы При всей его бьющей ключом исполнительности, он умудрялся избегать подобострастия в отношениях с Поляковым и возражение сейчас не прозвучало чем-то из ряда вон выходящим — Надо. Постарайся. Позвони Егорову от моего имени — скажи-нижайше кланяюсь Ковалевский поморщился — Не пойдет. Егоров высоко сидит, далеко глядит — но тетенькам в архиве до него дела нет, у них рабочий день кончается, и стань, я, прошу прощения, досточтимый господин Егоров «раком» — он кончится все равно ровно в 18. 00 То есть ровно в 18. 00 «зависнет» компьютер, вырубится свет или начнется наводнение В общем, сами знаете…

— Вот видишь какой ты умный — правильно, не надо беспокоить высокое начальство по пустякам, а тетенькам в архиве нужно доходчиво и главное аргументированно объяснить, насколько важна эта информация именно сегодня. С аргументами, надеюсь, проблем нет?