Читать книгу "Взорванная тишина - Виктор Дьяков"

После этой «акции» Николай взбунтовался, кричал что больше не пойдёт грабить нищих. «Атаман» попытался поставить его на место, но не встретив поддержки у прочих рядовых, недовольных мизерной добычей, он пообещал, что в следующий раз они обязательно «бомбанут» богатый дом. А таковых на побережье всегда имелось немало, и при советской власти и после. Только если раньше роскошные «виллы» принадлежали либо известным людям, либо крупным начальникам, то сейчас неизвестно кому, ведь в девяностых разбогатело много и преступников, и случайных людей. Тем не менее, следующий «заход» тоже получился тренировочным. Они залезли в пустующий дом какого-то эмигрировавшего на Кипр грека. И опять добыча оказалась такова, что после реализации рядовым бойцам досталось, образно говоря, «губы помазать».

Наконец Фёдор на очередном сходе объявил, что надыбал настоящих, жирных клиентов, какого то московского скороспелого богача-лоха, купившего новый коттедж с бассейном и щедро сорящего деньгами. Николай согласился без особого восторга. Конечно, богатых надо трясти, заставлять делится, но «клиенты» опять оказались русские…

Стоял август, душная, тёмная, хоть коли глаза, ночь. Налётчики соблюдали осторожность, но когда лезли через забор возник шум, ещё больший, когда выдавливали стекло на первом этаже коттеджа… Хозяева муж и жена находились дома, налётчики это знали точно, но они ничего не услышали. Всё стало ясно, когда их обоих обнаружили в спальне на втором этаже – они спали почти в беспамятстве, будучи изрядно пьяными. Муж, лысоватый коротышка лет сорока с небольшим… жена, по всей видимости не первая, лет на пятнадцать моложе… В хмельном дурмане, разморённые жарой они лежали на огромной кровати ничем не прикрытые и совершенно обнажённые. Жирный мужик и женщина, тоже, по всей видимости, любящая поесть, но молодая и весьма аппетитная. Николай шёпотом советовал не трогать «бухих» хозяев, обшмонать дом и тихо уйти. Но у Фёдора при виде раскинувшегося во сне сытого тела женщины проснулся «аппетит»…

Мужик трезвел медленно, зато жена, едва почувствовав жадные руки «атамана» быстро очухалась, стала кричать, кусать, царапаться. «Атаман» резко ткнул её кулаком в мягкий живот. Женщина согнулась и заскулила как побитая собака. Зато сразу отрезвел хозяин дома:

– Ребята, берите всё, только её не трогайте!

– Не тронем, показывай… – взял инициативу на себя Николай.

Фёдору это не понравилось, но он сообразил, что в создавшейся обстановке лучше подавить «инстинкт» и как можно скорее и тише завершить «дело», тем более хозяйка сопротивляясь сорвала с него маску.

– Баксы, золото, барахло что подороже… быстро показывай… – утирая расцарапанную физиономию, закомандовал «атаман».

Но женщина, в отличие от мужа не собиралась безропотно расставаться с имуществом. Видимо «сладко есть и мягко спать» она стала сравнительно недавно, и как всякий насыщающийся вчерашний голодный не могла мыслить адекватно в подобной ситуации. Едва отойдя от боли, она вновь стала кричать:

– Гады… сволочи… Вы же русские!.. – по произношению налётчиков она безошибочно установила их национальность… – Черные никогда со своими так не поступают, даже последние подонки!.. Вы же трусы… трусы! В дом к чёрным залезть у вас кишка тонка… вы же их боитесь… только своих грабите! – винные пары, по всему, добавили ей смелости и совершенно избавили от естественной стыдливости, которую голая женщина испытывает в компании одетых мужчин.

– Заткнись, падла! – атаман вновь замахнулся, но Николай удержал, перехватив руку.

– Не надо, свяжем, заткнём рот, а он нам и так всё сам отдаст…

На этот раз добыча впервые оказалась значительной, но при дележе Николай напрямую обвинил «атамана»:

– А ведь права та баба, боимся мы их, вернее ты.

Фёдор считал добытую «зелень» раскидывал на всех и в «общак» и… ничего не отвечал.

– Я ж тебе сколько раз предлагал… Их же «бомбить» – это святое дело. Они же нашу землю поганят, живут на ней, деньги делают, а делиться не хотят. Они же почти все богатые, сам знаешь.

Фёдор продолжал угрюмо молчать. Но не только Николай, и другие «рядовые» ждали от него объяснений. «Атаман» явно не хотел этой дискуссии, но деваться было некуда.

– Ничего я не боюсь… просто я знаю, что по чём! Я не зазря зону топтал, в жизни кое-что кумекаю, да и вам бы пора уже понять, кого можно «бомбит», а кого лучше обойти… чтобы не сгореть. Дурень ты… совсем обстановку не секёшь. Куда ты нас толкаешь? На азеров, что мандарины на границе покупают? Да ты знаешь под какой они «крышей»?… Там же их человек сорок и все со стволами. А армяне?… Да, золота у них полно, и в кубышках и во ртах… Но у них же человек по пять взрослых мужиков в каждом доме и у всех оружие и мелюзги без счёта, которая тоже за ножи сразу схватится. Даже если и выгорит, грабанём. Потом… потом что!? Они же сразу всю родню, всех земляков подымут, урок своих подключат. Нас в два счёта вычислят и хорошо если ментам сдадут, хуже если сами отомстят и не только нам, но и всем родным. Твоей матери, говоришь, ихние пацаны голову разбили… и похуже сделают. У Лёхи вон сестрёнка в школу ходит, – Фёдор кивнул на одного из «рядовых», – ей отомстят, поймают где-нибудь… Ты что нас всех подставить хочешь?! – с надрывом закончил свой монолог Фёдор.

Все, в том числе и Николай, молчали – никто не ожидал, что «атаман» так доходчиво всё объяснит.

– Значит «бомбить» можно только беззащитных… то есть русских? – наконец, после длительной паузы подал голос Николай.

– Почему только русских… греков вон… этих… хохлов, чувашей, мордву… да мало ли лошиных наций. А армян не надо, себе дороже будет, адыгов, ни в коем случае, с чеченами никогда не связывайтесь, не трогайте, месхетов тоже. Да что я вам… сами здесь выросли, знаете за кого будут мстить… Никого из них не задевайте, ни пацанов, ни баб…

После такого «откровения» Николай покинул кодлу Фёдора. Но на свободе гулял не долго. Кодлу вскоре повязали и бывшие кореша на допросах его «сдали»…

Зачатки туберкулёза появились у Николая ещё в Армии. Но своевременное возвращение в благодатные субтропики излечило его… почти. В зоне притаившаяся болезнь вновь заявила о себе. Губительные условия, губительный для него климат, ограниченные возможности тюремной медицины… Николай воспринял это как заслуженную кару. Постепенно его покидали силы, он тихо угасал. Но мысли, думы… Он не сразу пришёл к решению исповедоваться, ведь он не был верующим, вернее как-то не думал… о Боге. И вот теперь во всём случившемся он ощутил какую-то высший суд, высшую волю…

3

– Получается, что вы испытываете угрызения и раскаиваетесь не в том что грабили, а в том что грабили не тех? – священник за всё время, казалось, ни разу не мигнул, неотрывно глядя прямо в глаза больного.

– Не знаю, батюшка… не могу сказать точно… Правым себя не считаю, но и этих… тоже. Грабить?… Не знаю… но как-то бороться с ними надо было всё равно. Они же так нас всех в тундру загонят. Вроде, и думать мне о другом надо, как говорят, о душе. А я не могу, об этом все мысли. Я не могу понять, почему мы все, весь народ, оказались такими слабыми? Ведь таких врагов побеждали… французов, немцев. А эти… почему так боимся, уступаем во всём? Ведь и в Армии, и здесь в «зоне» то же самое. Неужто нам с детства туфту гнали, что русские народ храбрый, великий. А на деле… У нас в полку десять дагестанцев сумели роту на колени поставить… всех, и старослужащих, и салаг, все их боялись, работали вместо них, наряды тащили. Здесь, в зоне «опущенные» могут быть кем угодно, только не кавказцами, они все за своего вступятся, но «опустить» не позволят. Глядя, на всё это я уже не верю, что наши предки могли побеждать и турок и татар, и весь Кавказ завоевать. Сейчас всё наоборот, бьют и унижают нас, везде, безнаказанно оскорбляют наших женщин, матерей и мы ничего не можем сделать в ответ. Как до войны доходит, как в Чечне, так что то можем, а вот так, в мирное время совершенно беззащитны… – больной помолчал. – Вы наверное думаете, что за дурь ему в голову взбрела перед смертью? – Николай с трудом изобразил некое подобие улыбки.