Читать книгу "Коронация, или Последний из романов - Борис Акунин"

– Надо полагать, что этот кабинетпредназначен для садически-мазохических забав, – с видом знатока пояснилЭндлунг.

– Каких забав?

– Зюкин, нельзя быть таким игнорамусом,при ваших-то талантах. Все люди делятся на две категории. – Оннаставительно поднял палец. – Тех, кто любит мучить других, и тех, ктолюбит, чтобы его мучили. Первых зовут садистами, вторых мазохистами, уж непомню, почему. Вот вы, например, несомненный мазохист. Я читал, что именномазохисты чаще всего идут в прислугу. А я, скорее, садист, потому что ужасно нелюблю, когда меня колотят по мордасам, как вот давеча. Самые лучшие супружескиеи дружеские пары образуются из садиста и мазохиста – один дает то, что потребнодругому. То есть, проще говоря, я вас лупцую и всяко обижаю, а вам это какпряник. Понятно?

Нет, мне это было совсем непонятно, но явспомнил загадочные слова вчерашней нимфы и предположил, что в странной теорииЭндлунга, возможно, есть доля истины.

Относительно кнутов и цепей я успокоился, но ибез того причин для терзаний у меня было сколько угодно.

Во-первых, собственная участь. Неужто нас ивправду собрались заморить здесь голодом и жаждой?

Мы подошли к внешней стене, лейтенант всталмне на плечи и долго кричал в окошко зычным голосом, но с улицы нас явно неслышали. Потом мы стали колотить в дверь. Изнутри она была обита войлоком, иудары выходили глухими. А снаружи не доносилось ни единого звука.

Во-вторых, меня угнетала глупость создавшегосяположения. Вчера мадемуазель Деклик должна была установить местонахождениеЛинда. Сегодня Фандорин будет проводить операцию по освобождению МихаилаГеоргиевича, а я сижу тут, как мышь в мышеловке, и всё по собственной дурости.

Ну а в-третьих, очень хотелось есть. Ведьвчера не ужинали.

Я поневоле вздохнул.

– А вы, Зюкин, молодцом, – сказалнесколько осипший от криков Эндлунг. – Я всегда про таких, как вы,говорил, что в тихом омуте черти водятся. И по красоткам ходок, и лихойтоварищ, и не плакса. Хрена ли вам в лакейской службе? Переходите лучше к намна «Ретвизан» старшим каптенармусом. Наши вас с дорогой душой примут – еще бы,великокняжеский дворецкий. Всем прочим кораблям нос утрем. Нет, право.Переведетесь с придворной службы в морские чиновники, это можно устроить.Будете приняты в кают-компании на равных, а то сколько можно в чужие чашкикофей разливать. Славно поплаваем, ей-богу. Я же помню, вы качку отличнопереносите. Эх, Зюкин, не были вы в Александрии! – Лейтенант закатилглаза. – Himmeldonnerwetter, какие бордели! Вам там непременно понравитсяс вашим вкусом на петиток – попадаются такие финтифлюшечки, прямо на ладошкупосадить, но при этом с полной оснасткой. Верите ли, талия – вот такусенькая, атут всё вот этак и вот этак. – Он показал округлыми жестами. – Я-тосам всегда обожал женщин в теле, но понимаю и вас – в петитных тоже есть свояпривлекательность. Расскажите мне про Снежневскую, как товарищ товарищу. –Эндлунг положил мне руку на плечо и заглянул в глаза. – Чем эта полькавсех так проняла? Верно ли говорят, что в минуты страсти она издает некиеособенные звуки, от которых мужчины сходят с ума, как спутники Одиссея от пениясирен? Ну же! – Он подтолкнул меня локтем и подмигнул. – Поллиговорит, что во время их единственного свидания никаких особенных песнопений отнее не слышал, но Полли еще совсем щенок и вряд ли сумел распалить в вашейполечке истинную страсть, а вы мужчина опытный. Расскажите, что вам стоит! Всеравно живыми мы отсюда не выберемся. Очень любопытно узнать, что за звукитакие. – И лейтенант пропел. – «Слышу, слышу звуки польки, звукипольки неземной».

Ни о каких страстных звуках, якобы издаваемыхИзабеллой Фелициановной, мне, разумеется, ничего известно не было, а если б ибыло, то я не стал бы откровенничать на подобные материи, что и постаралсявыразить соответствующим выражением лица.

Эндлунг огорченно вздохнул:

– Значит, врут? Или скрытничаете? Нуладно, не хотите говорить, и не надо, хоть это и не по-товарищески. У моряковэтак секретничать не принято. Знаете, когда месяцами не видишь берега, хорошопосидеть в кают-компании, рассказывая друг дружке всякие такие истории…

Издалека, будто из самих земных недр, ударилмогучий гул колоколов.

– Половина десятого, – взволнованноперебил я лейтенанта. – Началось!

– Несчастный я человек, – горькопожаловался Эндлунг. – Так и не увижу венчания на царство, даром чтокамер-юнкер. В прошлую коронацию я еще из Корпуса не вышел. А до следующей ужне доживу – царь моложе меня. Так хотелось посмотреть! У меня и билет нахорошее место запасен. Аккурат напротив Красного крыльца. Сейчас, поди, как разиз Успенского выходят?

– Нет, – ответил я. – ИзУспенского это когда еще будет. Я обряд в доскональности знаю. Хотите,расскажу?

– Еще бы! – воскликнул лейтенант иподобрал ноги по-турецки.

– Стало быть, так, – начал я,припоминая коронационный артикул. – Сейчас к государю с паперти Успенскогособора обращается митрополит Московский Сергий и вещает его величеству о тяжкомбремени царского служения, а также о великом таинстве миропомазания. Пожалуй,что уже и закончил. На самом почетном месте, у царских врат, среди златотканыхпридворных мундиров и расшитых жемчугом парадных платий белеют простые мужицкиерубахи и алеют скромные кокошники – это доставленные из Костромской губерниипотомки героического Ивана Сусанина, спасителя династии Романовых. Вот государьи государыня по багряной ковровой дорожке шествуют к тронам, воздвигнутымнапротив алтаря, и особый трон установлен для ее величества вдовствующейимператрицы. Император нынче в Преображенском мундире с красной лентой черезплечо. Государыня в серебряно-белой парче, ожерелье розового жемчуга, а шлейфнесут четыре камер-пажа. Царский трон – древней работы, изготовлен еще дляАлексея Михайловича и именуется Алмазным, потому что в него вставлены 870 алмазов,да еще рубины и жемчужины. Первейшие сановники империи держат на бархатныхподушках государственные регалии: меч, корону, щит и скипетр, увенчанныйпрославленным бриллиантом «Орлов». – Я вздохнул, зажмурился и увидел передсобой священный камень, как наяву. – Он весь чистый-чистый, прозрачнееслезы и немножко отливает зелено-голубым, как морская вода на солнце. В немпочти 200 каратов, формой он как половинка яйца, только больше, и прекраснейбриллианта нет на всем белом свете…