Читать книгу "Белый тигр - Аравинд Адига"

Газету я скомкал и выкинул. И на несколько месяцев вообще бросил читать газеты. Так спокойнее.

Понимаете, с ними ведь вот что могло случиться. Либо Аист убил их всех, либо только некоторых, а остальных велел избить до полусмерти. А если они каким-то чудом — скажем, вмешалась полиция — спаслись, от презрения соседей никуда не денешься. Родственник-преступник — несмываемое пятно на репутации семьи. И их вынудили убраться из деревни — в Дели, в Калькутту, в Мумбаи — и поселиться где-нибудь под мостом, без всякой надежды на будущее, и просить подаяние. Такая судьба немногим лучше смерти.

Что вы сказали, господин Цзябао? Я — бесчувственный монстр?

Вот вам история, сэр, которую я подслушал на вокзале или прочел на упаковке воздушной кукурузы — не помню. В один прекрасный день лукавый брамин, желая посмеяться над Буддой, спросил его:

— Кем ты сам себя считаешь, Богом или человеком?

Будда улыбнулся и ответил:

— Ни тем ни другим. Я просто пробудился, когда все прочие еще спят.

Такой же ответ я дам вам, господин Цзябао. Вы спрашиваете:

— Человек ты или демон?

Ни тот ни другой, сэр. Я пробудился, когда все прочие еще спят, вот и вся разница между нами.

Я должен вообще выбросить их из головы. Моих, то есть, родственников.

Дхарам ведь выбросил.

Он давно обо всем догадался. Поначалу я ему сказал, что мы едем в отпуск, на отдых. Месяца на два ему хватило, а потом... Нет, он, само собой, помалкивает, но что-то такое мелькает порой в его глазах.

Он знает.

Мы ужинаем вдвоем, сидим за столом друг против друга, по большей части молчим. После трапезы я ставлю перед ним стакан молока. Два дня назад допивает он молоко, и я спрашиваю:

— Ты вспоминаешь маму?

Ни слова в ответ.

— А папу?

Мальчик улыбается:

— Можно еще молока, дядя?

Я встаю. Он добавляет:

— И мороженого.

— Мороженое только по воскресеньям, Дхарам.

— Нет. Хочу сегодня.

И опять улыбается.

Он все понял, говорю вам. Маленький вымогатель. Будет молчать, пока я его кормлю. Если я попаду в тюрьму, кто купит ему мороженое, да и молоко? Вот такой у него, наверное, ход мысли. У нового поколения никаких моральных устоев, говорю вам.

В Бангалоре он ходит в хорошую школу — английскую. У него теперь произношение как у отпрыска из богатой семьи. Он может выговорить «пицца», как выговаривал мистер Ашок. (И за что он так любит эту гадость?) С гордостью смотрю, как он на бумаге умножает и делит в столбик. Этому меня никто никогда не учил.

Знаю, придет день — и Дхарам, мальчик, который пьет мое молоко и ест мое мороженое, спросит меня:

— Ты что, не мог спасти жизнь моей маме? Написал бы ей заранее, она бы успела спрятаться.

Придется мне держать ответ — или убить племянника. Но у меня есть парочка лет в запасе. Когда еще он спросит. А пока мы ужинаем вместе, я и Дхарам, последний мой родственник.

Осталось упомянуть еще только об одном человеке.

Моем бывшем хозяине.

Мне кажется, не стоит молиться за него богам, и без того молитвы за его душу щедро оплачены родственниками и возносятся по всему Гангу. Что собой представляют в глазах 36 000 004 богов жалкие молитвы бедняка перед молитвами богачей?

Но я часто думаю о нем и — хотите верьте, хотите нет — скучаю по нему. Он не заслужил своей участи, бедняга.

Лучше бы я перерезал глотку Мукеш-сэру, честное слово.

* * *

Считаю, Ваше Превосходительство, что за прошедшие семь ночей индо-китайские отношения здорово продвинулись вперед. Хинди-Чини Бхаи Бхаи[47], как говорится. О предпринимательстве я изложил вам все, что нужно: какая поддержка ему оказывается, как оно преодолевает трудности, как настойчиво стремится к цели, как процветает.

Сэр, хотя мой рассказ окончен и я раскрыл вам все свои тайны, на прощанье, с вашего разрешения, хочу сказать вам еще вот что.

(Этому приемчику я научился у Великого Социалиста. Когда слушатели уже зевают, он выдает свое: «И вот что хочу сказать вам на прощанье» — и говорит еще битых два часа. Ха!)

Когда я сворачиваю с магистрали Хосур к Первой Очереди «Электроникс Сити» и проезжаю мимо всех этих General Electric, Dell, Siemens, обосновавшихся в Бангалоре, то прихожу в восторг. А сколько еще зданий строится. Всюду стройплощадки. Всюду горы вывороченной земли. Всюду штабеля кирпичей. Город накрыло пеленой. Дым, смог, цементная пыль. Когда пелена спадет, каким будет Бангалор?

Может, он превратится в жуткую дыру: трущобы, нечистоты, шикарные магазины, транспортные пробки. А может, станет вполне пристойным городом, где люди живут как люди, а звери как звери, новым Бангалором для новой Индии. И в этом новом Бангалоре будет частичка и моего труда.

А разве не так? Разве я не живой пример перемен, меняющих облик этой страны? Разве моя борьба не увенчалась успехом? Ведь я все сделал, только бы не повторить ошибок отца, не слиться с черным илом Ганга, поглотившим бесчисленные тела. Да, спору нет, убивать нехорошо. Насчет этого сомнений быть не может. Убийство омрачило мне душу, заляпало руки грязью, никакой отбеливающий крем не поможет.

Но разве заметные фигуры вроде нашего премьер-министра так уж безгрешны? (А сами-то вы, господин Цзябао, положа руку на сердце, никого не порешили, пока карабкались наверх?) Самым массовым убийцам ставят памятники у Парламента в Дели — только мне слава ни к чему У меня скромные запросы: выбиться в люди и жить по-человечески. А для этого шагать по трупам не надо, убил раз — и хватит.

Какие у меня планы на будущее? Вопрос так и вертится у вас на языке, я-то чувствую.

Отвечу так. Еду сегодня по Джи-Би-Роуд, где у нас сосредоточены самые шикарные магазины и офисы самых знаменитых американских компаний, и вижу, как у здания Yahoo! водружают новый лозунг:

НАСКОЛЬКО ТЫ ВЕЛИК, ПО-ТВОЕМУ?

Бросаю руль и широко расставляю руки — у слона член и то короче.

— Вот насколько, так вашу мать-то!

Пока мне нравится основанный мною самим бизнес — нравится вот эта люстра, и серебристый ноутбук, и двадцать шесть машин марки «Тойота Кволис», — но, честно говоря, в один прекрасный день он мне, наверное, надоест. Я ведь человек первой скорости, господин Цзябао, для меня главное — стронуть дело с места, а потом я к нему охладеваю. Настанет день — и я продам дело другому болвану-предпринимателю, сменю сферу деятельности. Думаю заняться недвижимостью. Меня всегда заботил завтрашний день, пусть другие пекутся о дне сегодняшнем.