Читать книгу "За мертвой чертой - Александр Кучаев"

– Так почему мы сидим здесь? Разве нельзя было засчитать нам кое-какие заслуги?

– А зачем их засчитывать и какая кому от этого выгода? В данном случае мы просто мавры, сделавшие своё дело. Мы с вами, Аркадий, отработанный материал. Власть цинична – и ей на нас наплевать. Плюс ко всему, фактом нашей посадки она сделала вид, что начала бороться с нарушением прав человека в России и записала это в свой актив. Тем более, что для неё мы чуждые элементы, и ей легко было учинить расправу над нами. Но сидим мы не только поэтому…

– Ладно, пусть мы отработанный материал. А вы обратили внимание, – сказал я, меняя направление разговора, – что на жительство в Ольмаполь допускают не кого попало, я имею в виду людей из зарубежья, а только учёных и высококлассных специалистов, как рабочих, так и получивших вузовское образование?

– Артюшин, на мой взгляд, проводит правильную кадровую политику. Готовит и своих спецов, и привлекает со стороны. Самая же простая обслуга преимущественно приезжает только из пределов России. То есть те люди, которым проще и быстрее адаптироваться в новых условиях и с которыми меньше проблем. И заметь, у всей этой обслуги тоже очень даже неплохая зарплата – у каждой семьи есть возможность, располагая всеми благами цивилизации, завести детей, вырастить их полностью здоровыми и дать им отличное образование.

– Обидно, что мы здесь – в камере, а не там – на свободе, – сказал я, вспомнив о своей Зинаиде Петровне. – Почему бы правоохранительной системе всё же не отпустить нас? Мы же не социально-опасные элементы и не представляем никакой угрозы обществу.

– Ты знал, на что шёл, когда согласился сотрудничать с испанцем, – с философским спокойствием ответил Черноусов. – Разве мы не понимали, что для нас обоих это реформаторство добром не кончится? Понимали. Ну а раз так, то остаётся только терпеть. Сидим же мы за решёткой большей частью для назидания. Чтобы другим неповадно было браться за дело, на которое нет санкции сверху.

Глава тридцать первая. Беседы не при ясной луне

Да, годы в заключении пролетают быстро, дни только тянутся до бесконечности. Чтобы хоть чем-то занять себя, помимо чтения, мы постоянно заводили разные тары-бары. Не единожды между нами возникали и разговоры на религиозные темы. Помню, как-то раз Виктор Алексеевич спросил меня:

– Все теологи, а за ними и остальные верующие говорят, что Бог один и ничего не делается без воли Его. Почему же Он создал, опять же по Своей воле, надо понимать, столько религий? Как ты полагаешь?

Я не знал, что сказать, и тогда он сам нашёл подходящий ответ, который устроил и меня тоже.

– А потому что одна религия была бы уже монополией на веру, а всякая монополия, как говаривали классики, несёт в себе загнивающее начало. Взять, к примеру, католицизм в пору его всевластия во многих странах Европы! Какие чудовищные преступления творил, каким страшным тормозом являлся для прогресса!

– Хорошо, ладно, религии созданы по воле Божьей, – сказал я с намерением не только подначить собеседника, но и поставить его в тупик. – Почему же тогда они постоянно враждуют между собой? Да что враждуют – были ведь и полномасштабные религиозные войны!

– Вражда и войны не от Бога, а в одних случаях – от дураков, в других – от грязных политиков, прикрывающихся церковной сутаной или рясой. Но и тупоумие, и политика с грязцой, разумеется, во вред и вере в частности, и человечеству в общем. И всё-таки, это меньшее зло, чем если бы процветала монополия.

– Ладно, не возражаю. Но сейчас вроде век просвещения, и все понимают, что к чему. С чего же тогда, скажем, разделены тот же католицизм и православие?

– Аркадий, я же объяснял. Ещё раз говорю: разногласия не от Бога, а из-за скудоумия и политических интересов, за которыми стоит возможность влияния различных религиозных кланов на те или иные страны и регионы. Сегодня, в общем-то, происходит то же, что и сто, и двести лет назад. Бог здесь полностью отсутствует, на Его имени только паразитируют. Просвещёнными же люди считали себя и при царе Горохе.

– А если вообще отказаться от всех религий?

– Ну ты даёшь! Да вся человеческая мораль только на священных писаниях и вере в Бога и держится, как на стержне. Скажи мне, что в обязательном порядке срывается с языка даже самого закоренелого атеиста, когда он подвергается неожиданной смертельной опасности?

– Господи, помоги! Господи, спаси! – я рассмеялся над абстрактным безбожником, сообразив, что нашёл точные слова. – Вот это самое и срывается.

– Всё правильно, – подтвердил Черноусов. – Ещё он говорит «о господи»! Перед лицом неожиданной смерти он вспоминает только о Боге.

– А что можно сказать человеку, отрицающему существование Высшего Разума?

– Примерно то же, что и средневековым учёным, считавшим, что мыши берутся из мусора, скапливающегося по углам чуланов.

– То есть попробовать объяснить ему, что он абсолютно невежествен.

– Да. Хотя… это было бы бесполезное занятие. По крайней мере, до первого грома.

Мне доставляло удовольствие тестировать эрудицию моего бывшего начальника на разные темы, включая богословские. Времени у нас было хоть отбавляй, и среди прочего я чуть ли не каждый день возвращался к вопросам теологии. Вспоминалось и кое-что из того, что когда-то говорил дон Кристобаль.

– Послушайте, сударь! – сказал я в другой раз. Постоянное пребывание в замкнутом пространстве в ранге заключённых стёрло былую разницу в общественном положении, и поэтому я нередко позволял себе шутливый тон. – Послушайте, что я скажу.

Черноусов отложил газету, которую начал было читать, и приготовился слушать.

– Общеизвестно, что Бога никому из смертных постичь не дано, его невозможно охватить разумом. Ведь так?

– Именно так.

– Не случайно, – начал я говорить тоном дона Кристобаля, – в Евангелии сказано: возлюби Господа Бога всем сердцем своим, всею душею своею, всем разумением своим. Бог велик и всемогущ и управляет не только всем сущим на земле, но и тысячами и миллиардами других разумных миров. Кто же тогда ухитрился дать ему конкретное имя, и даже не одно, а несколько: Яхья, Иегова, Демиург, Шаддай, Эль, Ан и ещё не помню уж какие. То есть охватить разумом нельзя, а имя дать – нате вам, пожалуйста.

– Яхья и Иегова – это варианты перевода с иврита одного и того же имени, – ответил сокамерник. – Вообще же, только в Каббале и книге «Зохар» названы семьдесят два имени Бога. А почему бы и нет, когда даже у простого человека бывает несколько имён. Причём у разных народов каждое имя может звучать по-разному. Наглядный тому пример – имя Иван у русских. У других же народов оно звучит как Вано, Ян, Жан, Хуан, Джон, Иоганн. А перечисленные тобой имена Бога – в переводе на русский означают Сущий, Творец, Всемогущий и так далее, что полностью соответствует действительности. Они лишь характеризуют его качества и, я так считаю, далеко ещё не в полном объёме. Потому имён у Бога может быть не семьдесят два, а в тысячу раз больше, и даже этого будет недостаточно.