Читать книгу "Бриллиантовый крест медвежатника - Евгений Сухов"

Савелий замолчал и выжидающе посмотрел на Варфоломея.

– Вот так вот запросто отдать тебе крест, осыпанный брильянтами? – усмехнулся Стоян.

– Не запросто, а за деньги, – уточнил Савелий.

– Так ты говоришь, чтобы не повредить камушки, я будто бы вынул из короны пять бриллиантов? – спросил Стоян.

– Четыре, – исправил его Родионов.

– А сколько не хватает алмазов в ободе короны? – глаза в глаза посмотрел Стоян.

– Семи, – улыбнулся Савелий.

– А я-то думаю, что в тебе такого… не срастается, – с облегчением, которое наступает после разрешения неопределенности и сомнений, сказал Стоян. – Вроде ладно все – и клифт на тебе подходящий, и орденок к месту, а сомнения одолевают. Оказывается, ты – вор, как и я. Я даже кое-что слышал о тебе, когда на воле был. И вот на тебе – ко мне приканал. Силен, уркаган, уважаю. Значит, взял корону?

– Взял, – ответил Савелий. – Только вот не целая она, креста на маковке не хватает.

– А трудно было тебе ее добыть? – попытался было увести разговор в сторону Стоян.

– Трудно, – ответил Савелий. – Так как с крестом-то?

– Тридцать косарей, и я выложу все, что о нем знаю, – просто сказал Варфоломей.

– Идет, – ответил Родионов.

– Филки при себе?

– Да, – полез в карман Савелий, воспользовавшись тем, что волчок в двери был пуст.

– Нет, все не надо, – тихо сказал Стоян. – Оставь мне тысяч десять. Они помогут мне коротать здесь дни. Теперь сорваться с этого кичмана мне уже не удастся. Заперли тут меня крепко. Остальное жонке отдашь, обещаешь?

– Слово даю, – ответил Савелий, незаметно передавая деньги Стояну.

– Ну, вот и ладненько, – повеселел знаменитый каторжанин. – Знаешь мою супружницу-то? Небось все перечитал, что про меня было написано?

– Было дело, – согласился Савелий. – А жену твою зовут Прасковья Константиновна Кучерова. Живет она в Харькове, только улицу и дом не ведаю.

– Харьков, улица Поперечно-Мещанская, дом Сычугиной. Ее квартира на втором этаже.

Он немного помолчал, затем медленно спросил, поймав взгляд Родионова:

– Значит, сделаешь? Отдашь Парашке деньги?

– Сказал же, отдам, – заверил его Савелий. – Не беспокойся.

– Лады, – отмел все свои сомнения Стоян. – Тогда слушай, – он отвел взгляд и уставился куда-то мимо Родионова. Собственно, его уже не было здесь, в этой крохотной камере, для которой более подходило название «камора». Тело его, да, было здесь и тихо рассказывало что-то, но суть его самого перенеслась в то злопамятное утро пятого июля девятьсот четвертого года, когда в их каюту первого класса постучали так, как могут стучать только легавые.

– Именем закона, откройте! – услышали Стоян и Прасковья требовательный голос.

– Полиция, – зажмурилась от страха Кучерова. – Что делать?

Стоян осторожно раздвинул оконную занавесь и тут же задернул.

– Твою мать, – выругался он, – обложили, гады. Где крест? – быстро спросил он.

– Откройте немедленно! – уже настойчивей и громче повторился стук. – Полиция!

Прасковья нашарила в вещах бриллиантовый крест от короны, протянула Варфоломею.

– Держи!

Стоян судорожно оглядел каюту.

– Дайте одеться-то! – крикнул он в дверь на очередной стук нижегородских полицейских. Затем шмыгнул в ванную комнату, вынул вентиляционную заглушку и, обернув носовым платком, сунул крест как можно дальше в жестяной вентиляционный короб. Затем быстро оделся и открыл дверь.

– Вы арестованы, – сказал ему высокий худой человек в пенсне. Это был нижегородский полицмейстер барон Траубе…

Стоян поднял глаза на Родионова и обомлел. Савелий сидел, не двигаясь, даже не дыша, и только часто моргающие глаза давали понять, что он еще жив.

– Что с тобой? – вырвалось у Стояна.

– Значит, – после паузы прошептал Родионов, медленно приходя в себя, – ты спрятал крест на «Ни-а-га-ре»?

– Ну да. О чем же я тебе столько времени толкую, – удивился непонятливости гостя Варфоломей.

– Пароходного общества «Надежда»?

– Его самого, – подтвердил Стоян.

– Ну, дела-а, – изумленно протянул Савелий. – А в какой каюте ты плыл? Случаем, не в седьмой?

– Нет, в каюте нумер четырнадцать. А почему ты спросил про седьмую каюту? – в свою очередь, поинтересовался кощун.

– Потому что в каюте нумер семь на пароходе «Ниагара» пароходного общества «Надежда» не далее как два месяца назад плыл в губернский город Казань за короной императрицы Екатерины и я с женой. А каюту нумер четырнадцать, – Савелий иронически покачал головой, – занимал бывший депутат Государственной думы приват-доцент Афинодор Далматович Дорофеев, кстати, очень бодрый и энергический человек. Дела-а, – снова протянул Родионов. – Воистину, неисповедимы пути Господни.

– Значит, тебе легче будет его отыскать, коли ты плыл на той же посудине, что и я, – усмехнулся Стоян.

– Ты прав, – серьезно заметил Савелий. – Ежели, конечно, крест уже не отыскал кто-то другой. Ведь сколь времени прошло.

– Я тебе сказал правду, – прямо посмотрел в глаза Савелию церковный вор. – А на месте крест или его там уже нет – не моя забота. Ты ведь заплатил за сведения о кресте, а не за сам крест. Он, надо полагать, стоит раза в три дороже.

– Да верно все, верно. Если не найду крест, денег назад просить не стану, уговор дороже филок…

Дверь камеры распахнулась, и в проеме показалась елейная рожица Агафонова.

– Конечно, прошу прощения, ваше высокородие, но…

– Не стоит извиняться, господин помощник начальник тюрьмы, – перебил его Савелий. – Мы с господином Стояном уже закончили. И мне кажется, он еще не совсем потерян для общества.

– Вы думаете? – с сомнением спросил Агафонов.

– Уверен, – энергично ответил Савелий.

Когда они шли обратно, «статский советник» уже не старался ступать мягче по железному настилу коридоров и не говорил приглушенно, сообразуясь с могильной тишиной корпуса, несмотря на укоризненные взгляды своих провожатых.

Глава 30ВЫ ДО НАС?

После визита к купеческой вдове Агриппине Хрисанфовне Шамовой, не принесшего ничего утешительного, кроме того, что еще один устойчивый слух о местонахождении украденной иконы был развенчан, Прогнаевский написал рапорт, в коем, сообщая об очередной неудаче в его поисках, присовокуплял свои пожелания допросить об иконе и бриллиантовом кресте с короны императрицы самого похитителя Варфоломея Стояна или, на худой конец, его сожительницу Кучерову. Последнее было ему разрешено, и он отправился в Харьков, где на улице Поперечно-Мещанской проживала и не вдова, и не мужняя жена Прасковья Кучерова.