Читать книгу "Над Кабулом чужие звезды - Михаил Кожухов"

Январь 1989 г.

Последний солдат

Взять Кабул должны мы были —

В рог труби, штыком вперед.

Прочь отсюда, где сгубили

Мы друзей, где этот брод,

Брод, брод, брод вблизи Кабула.

Р. Киплинг

Из дневника

В середине января 1989-го, последнего года афганской войны, я продал за бесценок немногочисленный корпунктовский скарб и без всяких сожалений[23]улетел из Кабула.

Это был уже не мой город — опустевший, затаившийся в предчувствии скорых перемен. Уже эвакуировались многие части, уехал госпиталь, заметно опустел штабной городок. Еще большая часть «контингента» оставалась на территории Афганистана, но война была, в общем, закончена. Моджахеды Ахмад-Шаха Масуда, не скрываясь, выставили свои посты неподалеку от наших застав на трасе Хайратон — Кабул, готовясь войти в столицу сразу же, как только оттуда уйдет последний советский солдат. «Духи» и наши стояли теперь рядом, но уже никто ни в кого не стрелял. Мне, как Джавдету из «Белого солнца пустыни», делать здесь больше было нечего.

Но и дома, как оказалось, — тоже. Приехавшие из Афганистана были окружены ореолом исключительности, на них смотрели с уважением, но вся эта война давно стала Москве «до лампочки». У меня было такое чувство, что я, уехав раньше времени, предал «своих», бросил их на произвол судьбы.

Словом, в начале февраля с редакционным удостоверением в кармане я примчался в Термез, приграничный городок в Узбекистане, где человек, наверное, двести из числа пишущей и снимающей братии дожидались события, которое вот-вот должно было стать мировой новостью номер один: вывода из Афганистана советских войск. Чуть ли не первым человеком, с которым я столкнулся в гостиничке, куда определили журналистов, была моя кабульская знакомая американка Джана Шнайдер, расставшаяся со своим Томом и тоже приехавшая освещать вывод.

Пресса, как водится в командировках, изрядно выпивала, пересказывала друг другу новости, браталась, ссорилась, передавала в редакции репортажи, потом снова выпивала и снова браталась. Ждали Громова, который, по слухам, вот-вот должен был появиться по каким-то делам в Термезе. Он-то мне и был теперь нужен: только командующий мог организовать мой переход через границу.

— Борис Всеволодович, мне бы на ту сторону, — пробился я к Громову сквозь толпу коллег в каком-то ангаре, где была организована его встреча с прессой.

— Завтра в 6.30 пришлю БТР к границе, устроит?

— И мне бы одеться по-человечески. У меня, кроме этой куртки, нет ничего.

— Решим.

— А «Красной звезде» можно? — воспользовались ситуацией Николай Бурбыга и Виктор Хабаров, командированные в Термез главной газетой Советской армии.

— «Красной звезде» — нужно, — улыбнулся Громов.

Как Джана Шнайдер, ни слова не знающая по-русски, поняла, о чем идет речь, — честное слово, не знаю. Но на рассвете, когда я спустился в холл гостиницы, она уже сидела с вещами перед входом. Два бравых корреспондента «Красной звезды», никогда прежде так близко не видавшие живую американку, проявляли свойственную русским офицерам галантность и полную готовность переправить через советско-афганскую границу обаятельную представительницу потенциального противника.

Но чем ближе наш «уазик» приближался к мосту через Амударью, по которому проходила граница, тем яснее мне становилось, что брать с собой Джану нельзя. И дело уже не в том, что не было на то никаких разрешений и согласований, бог бы с ними. Куда я ее возьму? Куда я сам еду — навстречу стотысячной группировке, которая лавиной катилась с заснеженных гор вниз, домой, прочь от этой войны?

— Мужики, что у нее с паспортом? — спросил я у пограничников, которые стояли в тот ранний час на страже рубежей Родины.

— Дело вот в чем, — ответили стражи границы, изучив американский паспорт Джаны. — У нее с выездной визой порядок, а вот въездной визы — нет.

— Это значит — если войска выйдут, вы ее не пустите, что ли, оставите на съедение «духам»?

— Ну, мы же не сволочи. Пустим, конечно.

Они-то, конечно, не сволочи, но я понял, что это мой последний шанс.

— Послушай, Джана, у тебя проблема: нет визы. Они не смогут тебя пропустить, — соврал я, потупив глаза. — Понимаешь? Тебя не пустят обратно в Союз, когда все кончится. Я ничем не смогу помочь.

— Нет визы? О'кей! — следа не осталось от обаятельной улыбки на лице Джаны Шнайдер. Глаза ее сверкали недобрым огнем, говорила она, понятное дело, по-английски, и я сейчас испытываю некоторые сложности с переводом тирады, которая обрушилась на меня в тот утренний час на Государственной границе между СССР и Афганистаном в преддверии больших исторических событий. Некоторые слова я оставлю поэтому, пожалуй, в оригинале:

— Хорошо, ты можешь ехать без меня. О'кей. А я поеду сейчас в ваш fucking Ташкент, возьму вашу fucking визу, сяду на ваш fucking самолет, долечу до вашего fucking Мазари-Шарифа, сяду на ваше fucking афганское такси, доеду до вашего fucking Саланга. И если меня убьют, это будет на твоей совести! — на этих словах палец Джаны Шнайдер уперся мне практически в нос, она резко повернулась, подхватила свои репортерские сумки и быстро вышла из помещения контрольно-пропускного пункта.

Бравые корреспонденты «Красной звезды» потупили глаза: стало понятно, что в этом конфликте они были на стороне потенциального противника и всячески меня осуждали. Но решение было принято, и груз ответственности за безумную американку свалился с моих плеч.

Обещанный Громовым БТР стоял по ту сторону моста через Амударью. Порученец командующего передал мне камуфлированный бушлат с воротником из овчины и такие же ватные штаны:

— Борис Всеволодович просил передать. Это его, но вам должно подойти.

Я снова был в Афганистане.

* * *

Он сделал все, как обещал. Остановил машину перед пятым пролетом моста через Амударью, спрыгнул с «брони» и, не оглядываясь, пешком пересек Государственную границу СССР.

Так закончилась эта война, длившаяся девять лет и два месяца, унесшая почти 15 000 жизней.

Так вернулся из Афганистана генерал-лейтенант Герой Советского Союза Борис Громов. Русоволосый, чуть ниже среднего роста, резкий в движениях человек в полевой камуфляжной форме. Его редко называли здесь по имени-отчеству. Или по фамилии, или просто — командующий.