Читать книгу "Эромахия. Демоны Игмора - Виктор Ночкин"

— Это зачем же? — удивился Ридрих.

— А так. Чтоб нижним на головы гадили. А потом — еще клетки, на второй ряд сверху. После войны-то ворья развелось много, то ли солдаты, то ли просто злодеи беззаконные… кто их разберет? Вот их господин барон и велел — в яму. Самолично отправлялся ловить воров, будто на охоту. Кого поймали — в клетку, в дерьмо. Еще из замковых нужников бочками возили да туда же, чтоб и верхним досталось.

Ридрих покосился на спутницу — как будет реагировать? Не раздумает ли наведаться в Игмор? Ласса легкомысленно притопнула. Он снова обернулся к крестьянину и покачал головой:

— А как же доставали тех, что внизу? Наверняка ведь многие помирали, невозможно в такой яме долго протянуть.

— А нижних и не доставали, кому они надобны — в дерьмо за ними нырять? — Крестьянин задумчиво почесал затылок. — Хотя, ежели бы его милости такое в голову пришло, так и нырять бы заставил… нашего брата.

— Не ослушались бы?

— Я ж толкую — кому охота в яму? Если господин повелит, наше дело — исполнять… Однако не велел покойных поднимать, по сей день в яме гниют. Так что повывелись в нашем краю разбойнички-то. На дороге тихо. И в Трибуре не воруют, не обвешивают. Тишь да гладь, вот о чем я толкую…

Крестьянин чмокнул губами, подгоняя лошадку. Спутники попались легкие на ногу, от повозки не отставали.

— А с соседями ваш барон как, ладит?

— Теперь ладит… — Возчик помахал ладонью, отгоняя мух, которые вились над грузом. — А поначалу много шума было. Господин Игмор, как с разбойниками управился, за соседей взялся. Хотя и разница-то невелика: что те беззаконники, что эти. Его милость им сразу — я, дескать, выше всех. Ну, сперва-то соседи думали воспротивиться, да где там! Сколько ни собирались на господина Игмора, какой бы силой ни приходили, а конец один.

— В яму?

— Нет, благородным господам его милость позаковыристей казни выдумывал, ежели кого угораздило живым к нему в руки угодить. Это как забава стала — каждого иначе казнить, ни разу не повториться.

— Ишь ты! Выдумщик, значит.

— Верно, выдумщик. А хоронить всех велел на собственном кладбище. И господ рыцарей, и людей их.

— Это на каком же кладбище?

— На собственном, говорю. Велел господин барон устроить кладбище под холмом, у самого замка. Сторожей назначил, платит щедро. Шурин мой у него сторожем. Говорит, на кладбище господин Игмор денег не жалеет. За свой счет все устроил — могилы, надгробия, даже дорожки мощеные. И сторожам велено не лениться, прибирать, порядок блюсти, птиц прогонять. Его милость за все платит, вот как. Родные-то господ павших его уж так просили, так убивались — выдай, мол, тела-то для погребения. Не отдал. Но похороны каждому устроил знатные.

— Щедрый господин, — заметил Ридрих.

— Щедрый, — согласился крестьянин. — Еще бы не быть щедрым, когда ему вся округа платит. Все, что с игморских башен видать, господин барон своим числит, все ему принадлежит, и все по его слову вершится.

Попутчики разом, будто по команде поглядели туда, где над лесом виднелась верхушка Игморского холма, увенчанная силуэтом замка. В жарком майском воздухе контуры башен плыли, растворялись; казалось, они просвечивают насквозь, будто призрачный замок из легенды. Крестьянин размашисто перекрестился.

— Так уж и всё ему принадлежит? — подхватил разговор Ридрих. — И окрестные сеньоры даже не пытались жаловаться?

— Пытались, как не пытаться — и епископу, и самому королю, говорят, в столицу писали… Да только пользы нет от жалоб. Наш барон даже в Мерген не ездит кланяться, не боится никого. Если епископ желает с ним поговорить, то должен сам к господину Игмору явиться. Барон-то ему не подвластен! Вот и теперь его священство в замок едет, через день или два будет в Трибуре. Я потому и собрался, что такой случай. Кабанчика зарезал, свезу в Трибур. С епископом-то целая орава, пожрать все горазды, так я свининкой поторгую. Говорят, в Трибуре теперь от монахов черно, половина епископских дармоедов уже там. А ты, человече хороший, как я гляжу, музыкант? — Крестьянин кивнул на Ридрихову лютню. — Так, стало быть, и ты в Трибуре заработаешь. Только девку лучше спрячь. Неровен час, попадется на глаза господину Игмору, когда он в Трибур явится его священство встречать. Беда получится.

Ласса повела плечами и снова показала улыбку. Она не боялась — наоборот, стало интересно. Ридрих спросил:

— Зачем прятать? Она танцует, людям нравится.

Крестьянин сразу погрустнел — должно быть, сообразил, что сказал лишнее, но отступать было некуда, и он начал неохотно рассказывать, что его милость иногда забирает приглянувшихся женщин и девиц. Увозит в замок, тешится с ними — когда одну ночку, а бывает, что и по неделе в Игморе живут гостьи.

— И что же там с ними происходит?

— Известно, что… Да вы не подумайте, господин барон отпускает их в конце концов. Они по-доброму уходят, даже с подарками. Щедрый он — господин Отфрид-то…

— Так что же не так? — не отставал Ридрих.

— Помирают они. Сказывают старики, имеется проклятие на этом замке и на баронах наших. Будто жены Игморов долго не живут, и чем далее — тем сильней проклятье. Если молоденьким барон женился, то успевает жена ему дитя родить, а нашему поздно уже, он за тридцать три перешагнул, теперь — всё.

Ласса покачала головой, провела рукой по тесьме, уходящей в вырез жилетки, а Ридрих снова спросил:

— А что — тридцать три?

— Да ты что, человек хороший! — Крестьянин даже выронил вожжи, чтобы получше всплеснуть руками. От этого движения мухи, облепившие укутанную в тряпье свинину, взлетели жужжащим роем. — Неужто не слыхал? Тридцать три — возраст Иисуса! На ком проклятие наложено, тому после тридцати трех не жить. Ну а ежели проклято… ну, это вот, это самое вот это если проклято… то, стало быть, какая баба с бароном ночь провела, та долго не протянет. Вот я и говорю: спрячь девку, не то увезет господин Игмор в свой замок. Он на какую глаз положит, ту увозит, не глядя, какого звания и сословия, хоть бы и монашка, а хоть бы госпожа благородная. — Крестьянин нахмурился и смотрел в сторону.

— И что ж, никто не осмеливается за женщин вступиться?

— Осмеливались поначалу, — угрюмо буркнул возница. — Осмеливались, ага. Шурину моему работы прибавилось. Шурин, говорю, смотрителем на кладбище у Игморского холма.

* * *

За городскими воротами спутники расстались, крестьянин отправился на рынок, а Ридриху захотелось осмотреться, тем более что для выступления было рановато. Когда случайный попутчик удалился, бродяга придержал Лассу за руку. Девушка повернула к нему скрытое локонами лицо и чуть склонила голову вправо.

— Ты заметила, как наш новый приятель стал сдержан и немногословен, предупредив тебя о странностях Игмора?

Ласса повела рукой, продолжая бесконечный танец.