Читать книгу "Вторжение - Михаил Ахманов"

Усмехнувшись при этом воспоминании, он спустился в подвал и постоял там, глядя на стены, расписанные рыцарскими замками, плывущими в море каравеллами, рощами, где обитали феи и существа, похожие на спольдеров. В его мире спольдеры жили отдельно от главенствующей расы, к которой относился он сам; жили на огромном острове в экваториальных широтах, запретном для посещения, кроме нескольких факторий и портов. Спольдеры не обладали даром изменений, не признавали технологии и не стремились к тесному контакту, считая его народ слишком непоседливым и суетливым. Они были великими философами — по крайней мере, некоторые из них.

Снова улыбнувшись, он шагнул к стене и сдвинул панель, за которой находился шкафчик, забитый всяким барахлом, оставшимся от прежних владельцев. Детские санки, игрушки, пара роликов с ботинками, ящик с конструктором, кубики, модель ракеты, цветные шарики размером с ноготок… Никакой поживы для грабителей, если бы нашлись такие в этой тихой, благополучной стране. Он вытащил коробку с шариками и прикоснулся пальцем к одному, второму, третьему, пока не ощутил укол. Собственно, восприятие было не тактильным, а ментальным; палец, и кожа, и нервы были вполне человеческими и не способными чувствовать то, что ощущалось разумом.

Вытащив шарик, он положил его на пол, поднёс к нему ладони и, сосредоточившись, послал отворяющий импульс. Потом отступил подальше в сторону. Шарик — точнее, зародыш сигги — являлся одним из немногих приборов, которыми он располагал по прошествии восьми столетий. Не совсем оружие, но некое устройство, которое можно использовать и в этом качестве, когда наступит чёрный день. А день этот близок, ибо земная флотилия не справилась с бино фаата, и, несомненно, других атак на них не будет. Всё же тупоголовы правители Земли! Впрочем, они исходят из собственного опыта, а это опыт не мыслителей — торговцев… С фаата так нельзя. Культура, дважды пережившая упадок, не склонна торговаться, она берёт своё иначе — обманом, силой, рациональной жестокостью. Люди в этом убедятся… очень скоро убедятся, если он потерпит неудачу.

В комнате похолодало, седая изморозь осела на стенах — сигга, нуждаясь в энергии, вытягивала из воздуха тепло. Шарик был уже величиной с футбольный мяч и продолжал расти, принимая форму сплюснутой ребристой сферы. Её наружняя поверхность отливала стальной синевой, а из верхней точки тянулся, сворачиваясь кольцами, тонкий гибкий хоботок. Эта видимая часть являлась не самим прибором, а лишь контейнером из углеродной плёнки. Контейнер был прочен, устройство не активировано, и всё-таки он с опаской сделал шаг к дверям. Сигга была не так ужасна, как мощный ядерный заряд, но всё же пострашнее костров испанской инквизиции; если запустить неконтролируемый прибор, прах от Брюсселя поместится в напёрстке.

Он начал настройку, определяя мысленно параметры того, что требовалось уничтожить. Не пластик, не металл, не минерал и не живая органика… почти живая, как бы живая, но не на базе углерода… При верном программировании блок селекции устройства мог различить миллионы веществ и выбрать нужное. Но процесс настройки был тонким и сложным, а он давно не занимался такими операциями. Он мог ошибиться, и тогда…

Рост сигги замедлился, потом прекратился. Теперь она напоминала большую, по колено, тыкву с блестящей серо-синей кожурой и выпуклыми рёбрами. Хоботок, дважды обвивавший её ровными кольцами, заканчивался трубкой инъектора, сейчас надёжно перекрытой. Прибор ещё не был включён, и от контейнера не доносилось ни звука. Он напрягся, сплющенная сфера покачнулась и нехотя приподнялась над полом. Устройство весило не меньше центнера — предел его возможностей при переброске. Дистанция тоже была изрядной, три восьмых экватора, если Корабль сядет в Антарктиде, но он был уверен, что справится. Транспортировка сложностей не представляла, в отличие от активации.

Опустив устройство на пол, он потянулся мыслью к Кораблю и сразу обнаружил пленника. После болевого шока тот был не в лучшем состоянии, но постепенно приходил в себя. Выносливое существо и очень, очень упорное! Хоть пленник не разобрался с каффом до конца, не подчинил создание даскинов, но всё же были у него свои достоинства. Перечислять их не имело смысла; главное, что он остался жив, что он на Корабле, и там же окажется сигга. Скоро, совсем уже скоро…

В момент включения устройства лучше к Кораблю не приближаться. Он мог бы сделать это сам, но слишком ценил свою жизнь, долгую, как вся история земных цивилизаций. Было бы несправедливо, если б она прервалась на этой далёкой планете, где он являлся, в сущности, таким же, как фаата, чужаком. Пусть рискует пленник. В конце концов тот был человеком и уроженцем Земли, а значит, мог расстаться с жизнью для её спасения.

Глава 16

В околоземном пространстве и на Земле

Они находились в тесной и тёмной норе, тянувшейся в обе стороны за переборкой транспортного канала. Этот коридор был узким и низким, и Литвин шагал согнувшись, то и дело упираясь шлемом в потолок. Внизу, наполовину утопленный в выемке пола, змеился червяк бесконечной длины, испускавший слабое розоватое сияние. Оно являлось единственным источником света; розовая нить уходила в непроглядную тьму и исчезала в ней через двадцать-тридцать метров. Червяк, отросток нервной сети Корабля, был толщиной со слоновый хобот, и его оболочка ритмично подрагивала и пульсировала. Передвигаться рядом с ним приходилось с осторожностью — места было ровно столько, чтобы поставить ногу. Йо шагала с лёгкостью, словно гимнастка на бревне, но для Макнил каждый шаг был проблемой.

— Потерпи, — сказал Литвин, прослеживая нити паутины, плававшей в его сознании. — Скоро выйдем к пересечению. Там, должно быть, попросторней.

— Терплю, — вздохнула Эби. — Никогда не думала, что носить ребёнка так тяжело.

— Тебе легче, — приободрил её Литвин. — Всё же три месяца вместо девяти.

— Три последних месяца стоят первых шести, — буркнула Макнил и снова вздохнула.

Литвин тоже двигался с трудом, ещё не оправившись от болевого шока. Скорее всего, он так бы и умер в контактной плёнке, если бы не женщины. Когда в ангаре началось взрываться и гореть, они вернулись в модуль, вытащили Литвина на палубу, и Йо, под руководством Эби, сумела запихнуть его в скафандр. Дальше было проще: скафандр мог шагать в автономном режиме, рассчитанном как раз на случай ранения или контузии. У транспортной ниши Литвин пришёл в себя и тут же сообразил, что прятаться в ангаре бесполезно — только слепой и глухой не заметил бы устроенного тарарама. Они сели в капсулу, отъехали метров на пятьсот, и он вырезал в стене отверстие. В первый раз он резал внизу, теперь — повыше, и расчёт оказался верным, отросток мозга хлыст не задел. Они перебрались из капсулы в этот лабиринт ходов, в котором была проложена или, возможно, выращена нервная система Корабля. Для них он являлся последним убежищем, надёжным или нет, о том не ведали ни Йо, ни Литвин. Йо вообще не подозревала, что в Корабле есть тайные тоннели, куда не попадёшь без плазменного резака или иного инструмента.

Пошатываясь, Литвин брёл следом за Йо, считал шаги и, слушая вздохи Макнил за спиной, старался не торопиться. Иногда его возлюбленная фея оборачивалась, и в полутьме он видел блеск серебристых глаз и шарик, мерцающий на виске. Туахха у Йо подошла к концу, и к близости с ним она не стремилась, но глядела по-прежнему ласково, не упуская случая коснуться его руки или щеки. Если Корабль что-то в ней запрограммировал, то лишь начальный импульс, ту симпатию, какую человек внезапно и необъяснимо ощущает к другому человеку. Но чувство, что расцвело из этого зерна, было естественным, никак не связанным с чьим-то влиянием на разум Йо или с сезоном брачной активности. Бесспорно, фаата во многом отличались от людей, но походили тоже во многом. Вероятно, в главном: их дух был выше физиологии, их чувства были сильнее социальных законов. Во всяком случае, у Йо.