Читать книгу "Дюна. Крестовый поход машин - Кевин Андерсон"

Выражение лица Ливии смягчилось.

– Нет. Но даже если мы завоюем Икс, послав туда армию, то не будет ли это простым поводом для очередного праздника? Это неверно выбранное поле битвы. Прилагая такие силы и неся такие невообразимые потери, мы могли бы атаковать столицу машин на Коррине!

Серена озабоченно нахмурилась:

– Мне надо будет немедленно обсудить это с Иблисом, когда он вернется с Поритрина. Он все объяснит. Возможно, у Великого Патриарха есть на то свои причины, которых мы не понимаем. Я уверена, что у него есть веские основания…

Ливия перебила дочь:

– Он принял это решение без тебя, Серена. И он часто так поступает. Кто ты – Жрица Джихада или марионетка?

Слова матери уязвили Серену. После долгого молчания она заговорила:

– Иблис – мой советник и наставник, и он всегда был для меня источником силы. Но ты права… Я не должна блуждать в потемках относительно важных решений.

– Великий Патриарх вернется домой только через два месяца. – Ливия наклонилась к дочери. – Ты не можешь ждать так долго. Решай, что ты будешь делать. Действовать надо уже теперь.

Старая настоятельница взяла дочь за руку.

– Пойдем со мной. Когитор Квина видела эти материалы и желает с тобой поговорить. Это не терпит отлагательства.

Бывшая обыкновенной женщиной в незапамятные времена – задолго до того, как титаны уничтожили Старую Империю, – великий философ Квина изучила все мысли и философские учения, накопленные родом человеческим. Проведя тысячелетие в утомительных размышлениях, Квина учила, что даже обычный человеческий мозг может достичь сияния мудрости.

Серена с матерью поднялись по ступеням каменной башни, построенной специально для великого мыслителя. Окна башни были открыты, свежий ветер свободно разгуливал по зданию. Сосуд с мозгом стоял на пьедестале в круглом зале, а рядом стоял посредник, ожидавший ее высказываний.

Квина давала блестящие советы и предлагала для раздумий важные вопросы. Философские загадки Квины занимали ум Серены в самые тяжелые моменты ее жизни, когда она была в полном отчаянии из-за смерти ребенка и крушения планов совместной жизни с Ксавьером Харконненом.

Мать осталась стоять в дверях, а Серена, шагнув вперед, встала перед емкостью с мозгом Квины.

– Ты хотела поговорить со мной, Квина? Я жду просветления от беседы с тобой.

Два посредника вышли вперед. У них были бритые головы и безупречно чистые руки. Монахи сняли крышку с емкости и знаком велели Серене подойти.

– Квина желает говорить с тобой непосредственно.

Плавающий в электролите отделенный от тела мозг был покрыт складками и морщинами от многовековых раздумий. Серена прикрыла глаза и со смешанным чувством любопытства и страха погрузила пальцы в теплую жидкость.

– Я здесь, – тихо сказала она.

Она погрузила руку глубже и коснулась борозд мозга Квины. Плотная жидкость забурлила вокруг чувствительной ткани мозга, ионы жидкости проникли в поры кожи Серены и начали посылать импульсы в ее нейроны, соединив ее мозг с иной, но родственной формой существования мозга женщины-мыслителя.

– Тебе известно, что существуют факты и существуют слова, – прозвучали в голове Серены слова мудрого когитора. – Ты понимаешь обоснования Иблиса Гинджо… но веришь ли ты им?

– Что ты хочешь этим сказать, Квина? – спросила Серена вслух.

– Мне удалось не дать Иблису новые философские соломинки, чтобы он хватался за них, но он все равно извращает мои слова и смысл древних писаний. Вместо того чтобы извлекать мудрость из моих трактатов, он вырывает из контекста отдельные периоды и для оправдания своих решений.

Мысли когитора были пронизаны глубокой усталостью. Серена не желала слышать обвинений, но из уважения к когитору не стала вынимать руку из жидкости.

– Квина, я уверена, что в сердце Великого Патриарха – высшие интересы человечества. Конечно, я поговорю с ним, и я уверена, что он все мне объяснит.

– Тот, кто манипулирует истиной для доказательства своего просветления, способен на гораздо худшее. Серена Батлер, тебя не поражает тот факт, что это от его решений смертники идут на гибель с твоим именем на устах?

Серена с трудом сдержалась.

– Это борцы за дело Джихада. Даже если они бьются до последнего вздоха и погибают, они считают, что их жертва оправдана. Я считаю так же.

Ливия, стоявшая за ее спиной, не смогла сдержать разочарования.

– О Серена, неужели ты до такой степени не ценишь человеческую жизнь?

Квина продолжала высказывать свои мысли, и они были неодобрительными:

– Великий Патриарх разжигает насилие любыми средствами, какие находит необходимыми, так как верит, что его цели оправдывают его средства. Икс для него очередной трофей, но никак не элемент плана, ведущего к победе. Он не торопится быстрее закончить войну и знает, что трагедии могут воодушевлять не меньше, чем победы. Ты, Серена, можешь от всей души желать скорейшего уничтожения Омниуса, но для Иблиса Гинджо Джихад – источник его власти.

Слушать это было больно, почти невыносимо. Серена больше не желала слушать, но была не в силах извлечь руку из емкости.

– Я провела в размышлениях больше двадцати столетий и делилась своими познаниями и просветлениями со всеми, кто заслуживал этого. Теперь же мои выводы используются так, как сама я никогда не намеревалась их использовать. Я чувствую себя ответственной за бесчисленнее и бессмысленные человеческие жертвы.

Серена провела пальцами по шероховатой поверхности мозга, по червеобразным его извилинам.

– Те, кто играет важную роль в обществе, должны нести на своих плечах тяжкое бремя. Я слишком хорошо знакома с этим печальным фактом.

– Но не я выбирала роль, – парировала Квина. – Иблис манипулировал не только тобой, но и мной тоже. Я по собственной воле делилась своими мыслями во имя совершенствования рода человеческого, но мои писания были искажены. Теперь я понимаю, почему некоторые мои коллеги когиторы предпочитают навсегда удалиться от взаимодействия с поднимающимися и гибнущими цивилизациями. Вероятно, мне следовало давно уйти вместе с Видадом и другими.

Серена была удивлена.

– Есть другие живые когиторы? Что ты имеешь в виду, когда говоришь об уходе навсегда?

– Видад был когда-то моим другом, ментальным спарринг-партнером, дискутировать с ним можно было бесконечно. Но он и пятеро других когиторов решили прервать все контакты с людьми и машинами, предпочтя им вечный покой и чистоту собственного мышления. В то время мы презирали их за то, что они уклонились от своего долга, наложенного на них их прозрениями. Мы обвиняли их в трусости, в стремлении спрятаться в башню из слоновой кости. Видад согласился с таким ярлыком, но не изменил своего поведения. Никто не слышал его уже много столетий.