Читать книгу "Миланский черт - Мартин Сутер"

Спрятав все пять канистр в разных местах, он принялся за какой-то пакет, обмотанный черной клейкой лентой. К нему тоже были прикреплены электронные детали. Он подсоединил к ним идущие с разных концов комнаты провода. Потом достал из чемоданчика какой-то желтый предмет и прикрепил его к пакету резинкой. Это был мобильный телефон. К нему были присоединены два тонких проводка. Фредерик подключил его к пакету. Точными, размеренными, заученными движениями. Соня узнала «украденный» мобильный телефон Малу.

Проделав все манипуляции, он придирчиво осмотрел свою работу. Соня должна была бы знать, что за этим последует: он машинально, рефлекторно поищет глазами зрителей, которые могли бы его похвалить.

Она не успела спрятаться. Их взгляды встретились.

Несколько секунд он неотрывно смотрел ей прямо в глаза. Потом улыбнулся, встал и пошел к двери на балкон.

Она видела, как он вышел. Как он остановился. Как он принимал свое решение.

Он закрыл за собой дверь и теперь был виден ей лишь по пояс. Потом пригнулся, чтобы она не могла проследить в окнах направление его движения.

Фредерик всегда свято верил в надежность своего инстинкта. Принять решение по наитию и твердо следовать ему — таков был его девиз.

Куда он поползет — вправо или влево?

Во время их совместной жизни Соня всегда могла быть уверена, что он обязательно сделает противоположное тому, что сделала бы она.

Она должна была поползти вправо — значит, он поползет влево.

Она встала и бросилась в том же направлении, что и он. Стремясь оказаться у двери, прежде чем он поймет, что она не бежит прямо ему в руки.

Но он уже успел заметить это. Прежде чем она поравнялась с дверью, он выскочил из-за поворота.

Она схватилась за ручку, приоткрыла дверь, нырнула внутрь и в самую последнюю секунду успела захлопнуть ее за собой и повернуть ключ в замке.

И вновь те же самые картины — разбиваемое стекло рядом с ручкой.

Рука, просунутая в щель.

Еще белый, бескровный порез между большим и указательным пальцами.

Рука, шарящая в поисках ключа.

Порез, из которого наконец хлынула кровь.

Слюна в уголках рта.

Три слова. Три сверкающих, острых, как бритва, стальных треугольника: я… убью… тебя…

Но на этот раз ей удалось вовремя вытащить ключ.

Она сбежала вниз по винтовой лестнице и закрыла за собой дверь. Ключ торчал уже не с внутренней стороны, как ей запомнилось, а снаружи. Это, скорее всего, сделал он. Она повернула ключ в замке и бросилась по нижней винтовой лестнице в длинный, запутанный коридор, в конце которого находилась ее комната.

На кровати — собранные чемоданы, на полу — полиэтиленовый пакет с грязными кроссовками, на столе — ее сумочка, в корзине для бумаг — старые газеты, проспекты, открытая пачка сигарет с ментолом и пустая пластиковая бутылка из-под минеральной воды… Обычная картина гостиничного номера перед отъездом постояльца.

Соня прошла в ванную, оперлась руками о раковину и, тяжело дыша, уставилась в зеркало.

Мокрые волосы, облепившие голову, как шапочка для плавания, прилипший к телу льняной костюм, искаженное лицо, напоминающее застывшую гримасу Казутта… И глаза затравленного зверя.

Она вернулась в комнату, достала свой мобильный телефон и включила его.

соня будь осторожна он сбежал из клиники

Она набрала номер Малу. Ее старый номер.

Глухой хлопок, гладкий и многоугольный на ощупь, как кристалл, был бесцветным и прозрачным. И отбрасывал кобальтово-зеленую тень.

Дым почти не выделялся на фоне облаков. «Гамандер» величественно застыл, как подбитый корабль на рейде. Башня Барбары Петерс горела. Сквозь ребра перекрытий било пламя, а из окон валил густой дым.

Персонал соорудил из пестрых зонтов, принесенных с террасы, нечто вроде аварийной палатки для обитателей отеля на почтительном расстоянии от места пожара. Закутавшись в солдатские одеяла из арсенала пожарной части, гости и служащие молча смотрели на огонь, думая каждый о своем, как перед камином.

Пожарные — члены добровольной пожарной дружины Валь-Гриша — подкатили свою единственную лестницу-прицеп и с нее атаковали бушующее пламя. Несколько человек, стоя на ближайших балконах и зубцах, поддерживали товарищей водой из брандспойтов, подсоединенных к пожарным кранам на этажах. Они громко перекликались, заглушая гудение насоса, качавшего воду из разбухшей Флюмеллы.

Ванни разносил глинтвейн и горячий чай.

Барбара Петерс стояла под руку с «il senatore». Оба на удивление безучастно смотрели на необычный спектакль. Доктор Штаэль, казалось, даже с нетерпением ждал конца третьего акта.

Хойзерманны вполголоса беседовали с возбужденными детьми. Ланвэны и Лютгерсы активно общались друг с другом, несмотря на языковой барьер. А фрау профессор Куммер с упреком смотрела на фройляйн Зайферт, как будто это она была виновницей катастрофы.

Соня делила одеяло с Бобом. Он обнял ее за плечи, и она не возражала.

«Маман» была единственным человеком из всех собравшихся, кто успел позаботиться о своем вечернем туалете. Она была в плаще, с зонтом и сумкой от «Гермес».

— Я могу поговорить с тобой с глазу на глаз? — спросила она, подойдя к Соне.

У нее был раздраженный вид. Этот пожар был ей совсем некстати.

— Я подпишу бумагу, — ответила Соня.

«Маман» отреагировала на ее слова беглой улыбкой.

— Замечательно. Но есть еще одно обстоятельство. Личного характера.

Она недвусмысленно посмотрела на Боба, и тот, укрыв Соню одеялом, отошел на несколько метров.

— Я должна немедленно уехать. Мне позвонили из Вальдвайде. Фредек самовольно оставил клинику. Я хочу, чтобы ты знала это.

Она открыла сумку и достала ходатайство. Ручка тоже была наготове. Она даже подставила Соне спину, чтобы той было удобно расписываться.

Через минуту «маман» уже решительной походкой шагала на своих высоких каблуках в сторону деревни. Соня проводила ее взглядом. Ей вдруг в первый раз в жизни стало ее немного жаль.

Языков пламени больше не было видно, только дым еще курился над почерневшим обрубком башни, смешиваясь с мутными облаками, сеющими нескончаемый дождь.

Барбара Петерс обходила своих гостей, как хозяйка на вечернем приеме. Только вместо обмена любезностями она сообщала детали плана эвакуации.

— Еще час — и мы бы с тобой взлетели на воздух вместе со своим чаем, — сказала Соня, когда Барбара Петерс подошла к ней.

Та недоуменно уставилась на нее.

— Ну, ты же пригласила меня на чай, в четыре часа.

— В четыре? На чай? В четыре часа я должна была быть в Шторте. У меня там была назначена встреча.