Читать книгу "Мирянин - Алла Дымовская"

Мы едва успели войти в двери своего отеля, как немедленно разбежались в разные стороны. Как галлюцинации у алкоголика. Юрася убрел спать, я направился в бар, Наташа и Антон тоже разошлись – на пляж и в комнату отдыха с турецкой баней. Видно, за сегодняшний день мы все круто достали друг друга. Впрочем, пусть делают, что хотят. Юрасика я еще успею привести в должный вид, а прочие обстоятельства меня не волновали сильно.

День тем временем клонился к вечеру. Вернувшись в номер, я неторопливо стал приводить себя в парадный вид. Скажете, глупо? И зря. Нужный настрой человеку легче всего достичь, если заставить его внешность соответствовать его мыслям. Такова наша способность отождествлять собственное тело с покрывающей его одеждой. И худо, если в самый важный момент несогласие ваших ощущений вас подведет. Этого я и хотел избежать.

Первым делом я принял душ и тщательно вымыл голову. Потом побрился, хотя щеки мои еще не слишком требовали бритвы. Постриг ногти и облачился в чистое белье. Кстати, какая неучтивость, какая вопиющая невежливость с моей стороны! Сколько времени я морочу вам голову, сообщил все о моих друзьях, недругах, знакомых и даже о любимой женщине. А о себе не сказал ни полслова, в смысле моей наружности. И то, спросите себя сами, каков же из себя Алексей Львович Равенский, и не сможете ответить. А почему? А потому. Что я об этом не обмолвился ни в едином месте. Ну так вот. Может, вы и сами уже поняли, что я худ и подвижен, довольно ловок, не низок, но и чрезмерной высотой не отличаюсь, то есть не преодолел средний рост. Волосы мои не то чтобы черные, но близко к тому (в общем, я не прекрасный блондин), и хотя совершенно прямые, но столь жестки, что для придания им приличного вида требуется некоторое время. Глаза я, Алексей Львович Равенский, имею темно-серые, ресницы умеренные, черты лица тонкие, но излишне резкие, потому в писаных красавцах мне не ходить. Когда я смотрю на своих студенток с осуждением, то, многие так говорят, во мне видно нечто хищное и ястребиное. Но думаю, это сильное преувеличение. Однако это все обо мне.

Итак, я стал собираться к вечеру. Надел вторые свои брюки, единственные вечерние, традиционно черного цвета. (Раньше я бестрепетно выходил к ужину и в джинсах, но сегодня это было неуместно.) Над брюками красовалась любимая моя нежно-сиреневая рубашка с жестким воротничком, а под него я повязал галстук синий с косой серебристой полоской – лучший, каким располагал в своем гардеробе. Оставалось только влезть в черные, классического вида кожаные туфли, дорогие, хоть и весьма не новые, но из-за экономного употребления еще вполне шикарные. Я уже отзвонил Талдыкину, приказал ему собраться. Спросил, все ли готово. Юрасик отрапортовал мне, что давно и все, и осведомился, можно ли ему стаканчик для храбрости. Я позволил, от стаканчика Талдыкину вреда не выйдет, а только сплошная польза.

И тут, я еще не успел закончить с туфлями, ко мне постучал Фидель. Немного раньше срока, чем меж нами было условлено. Я открыл инспектору дверь.

Глава 8Чудовищное дело в долине армагеддона

Если до сего момента время моего повествования разлагалось на дни, потом удлинялось на часы, то теперь счет его пошел на минуты. Как будто эффект постепенно натягиваемой тетивы тугого лука. Чем дальше, тем замедленней, а потом, когда придет срок, стрела сорвется и полетит вдаль, и время помчится уже галопом, перескакивая через самое себя, как грохот от взрыва, опережающий разрушения. Отчего это так? Возможно, вам повезет и вы поймете смысл, на который я только пока стараюсь вам намекнуть.

Итак, пришел Фидель. Мой друг. Я был готов, только и оставалось, что надеть обувь, и я мог стать за дирижерский пульт, чтобы направлять голоса инструментов. Зал ждал в замершем неведении предстоящего, и до поры инспектору тоже приходилось выступать на зрительских ролях, а после взять на себя обязанности критика спектакля и вынести приговор. Впрочем, инспектор, в отличие от меня, не был облачен в парадное платье. Обычная спортивная рубаха, сверху накинута брезентовая жилетка без рукавов, но со множественными карманами – это чтобы скрыть оружие, покоящееся в кобуре подмышкой; хлопковые, цвета хаки свободные штаны, мягкие летние туфли. Никаких костюмов и галстуков, крахмальных воротничков и запонок, как в дорогом американском сериале. Только единственная роскошь – хорошие часы, указывающие время сразу нескольких поясов относительно Гринвича. Видно, Фиделю свыше был дозволен такой внешний антураж, потому что помощник его Салазар парился по жаре в плохонькой, синтетической пиджачной паре, да и другие подчиненные тоже. А Фидель своей свободной одеждой только подчеркивал собственную значимость, я это почувствовал еще с первой минуты моего знакомства с ним. Эта вольность как бы ставила его над вами, какое бы общественное положение вы ни занимали, и сразу было понятно – инспектор здесь по делу, а кто этому делу станет препятствовать – пожалеет. К тому же внимание сильно отвлекала его чудная, потрясающе черная борода, даже можно сказать, бородища, и уж к ней костюм и галстук совсем бы не подошли. А вот полувоенная форма, как у настоящего кубинского тезки, подлинного Фиделя, очень была инспектору к лицу. Как и бесконечные дешевые сигареты. И наоборот, дорогая сигара сделала бы сходство хоть и более полным, но комичным и гротескным, а Фиделю нельзя было выглядеть смешным. Уж очень его работа получалась далекой от юмора.

– Луиш, вы, я вижу, готовы, – сказал инспектор еще в дверях. И пока я надевал туфли, сообщил: – Ребята, как вы и просили, расставлены по периметру, но не на виду. Все же, что вы затеяли? Я в общем-то догадываюсь, но хотелось бы услышать от вас?

– Я тоже кое о чем догадываюсь, но не прошу же вас выдать мне тайну, – пошутил я. Хотя и знал, что при определенной настойчивости Фидель не стал бы от меня ничего скрывать. Но правила игры есть правила, и я сказал: – Давайте меняться, я приоткрою вам часть узора, а вы в свою очередь тоже приподнимете краешек покрывала.

– Идет, – согласился Фидель, – только вы начинаете первый. В конце концов, это вы меня втравили в ваши индейские прятки, а не наоборот.

– Сегодня мы с вами поприсутствуем при демонстрации одного ювелирного изделия, если вы понимаете, о чем я. А вы, инспектор, ответьте, в свою очередь, как вам удалось узнать о тайне сеньора Ливадина. Лично мне ее выдал под большим секретом наш общий друг сеньор Т.

– Я послал запрос в вашу столицу о сеньоре Т. Нелегко было добиться обратной связи, но я все же получил интересную информацию. Не скажу, что особо секретную. Скорее, не секретную вообще, иначе никто у вас, в Москве, не стал бы себя утруждать. Бюрократия и чиновничья лень, сами знаете. Хотя, если бы не моя настойчивость, черта с два я бы ее добыл. Только и всего.

– Понятно. Все оказалось до смешного просто: послал запрос, получил ответ. – Я усмехнулся. Конечно, с детективным агентством «Элит-конфиденс» никто и не подумал связаться, так что главная тайна Юрасика осталась неприкосновенной, но, честно говоря, в ее выявлении отныне не было никакого смысла. – Знаете что, инспектор? Нам с вами пора.

Я вышел в коридор, Фидель – следом за мной. Мы постояли какую-то долю секунды в неподвижности, потом я взмахнул рукой, мне нарочно захотелось это сделать, и оба двинулись вперед по направлению к лифтовому холлу. Я точно знал, что сейчас, в восемь ноль-ноль вечера по местному времени Юрасик Талдыкин также отворил дверь своего номера и тоже вышел из него по направлению к лифтам. И отправился к месту условленной встречи.