Читать книгу "Встреча в Пассаже д'Анфер - Клод Изнер"

Жеробом Дараньяк исчез так быстро, словно испарился. Когда присутствующие вышли из оцепенения, выяснилось, что Эрик Перошон тоже пропал. Мадам Бонефон перегнулась через край колодца, Кэндзи последовал ее примеру.

— Думаю, теперь уже можно известить полицию, месье Легри, — сказала Ида охрипшим от волнения и сырости голосом.

«Какой ужас! Я же не смогу петь!» — с беспокойством подумала она.

— Так займитесь этим. Мы свою миссию выполнили, — ответил ей Виктор, — и возвращаемся в Париж.

— Дорогой Господин во фраке, вы — обманщик!

— Да, мадемуазель Боске, я не журналист, а книготорговец. Загадка интересна мне лишь до тех пор, пока не решена. Прощайте, месье Дюкудре. Вы убили столько людей, а все закончилось всплеском воды в колодце…

— Кто хватается за все, ни в чем не поспевает, — глубокомысленно изрек Жожо.

— К этой истории, скорее, подойдет выражение «суета сует», дорогой зять, — с иронией заметил Кэндзи.

— Постойте! — воскликнула Сюзанна. — Кое-что мне осталось неясно: кто был в том кабриолете с темным верхом, который чуть не сшиб меня?

Лазар Дюкудре усмехнулся.

— Это был я, моя милая. Я следил за домом нашей примадонны и видел вас обеих на катке. Когда птичка в руках, ее надо ощипать. Жаль, что вы увернулись. В память о покойном Максе Большое Ухо приведу тебе известное изречение: «Везение не может быть вечным».

ЭПИЛОГ

За окном слышались шум дождя и завывание ветра. Эрик Перошон перевез в квартиру Коры кое-что из обстановки своей псевдо-нотариальной конторы: секретер с откидной крышкой и кресла фирмы Жакоб вытеснили туалетный столик и шифоньер, доставшиеся Коре от бабушки, на маленькую кухоньку, а их владелица безропотно капитулировала под натиском любовника. «Клятва Горациев» теперь висела на стене вместо репродукции «Разбитого кувшина» кисти Греза, а тарелки Бернадетты Перошон вместо статуэтки Святого Христофора с младенцем Иисусом на руках.

Эрик валялся на кровати, наслаждаясь бездельем. Кора вернется не раньше одиннадцати утра, она провела ночь с греком-судовладельцем, который щедро платил за ее ласки. Эрик ее не ревновал и не чувствовал себя униженным, напротив, его вполне устраивало такое положение вещей. Кора не только давала ему кров и стол, он пользовался ее телом и деньгами тоже.

Печально было признать, что в надежде завладеть сокровищем он гонялся за миражом. Судьба подшутила над ним, оказалось, что речь шла об обыкновенном камне, который покоится теперь на дне глубокого колодца. Впрочем, Эрик не умел долго поддаваться унынию и решил начать новую жизнь. Вот только от двенадцати тысяч франков, которые он нашел в шкафу у дядюшки Донатьена, уже почти ничего не осталось. О том, чтобы вернуться к матери, не могло быть и речи. К счастью, Кора была к нему добра. Когда Эрик спросил: «Можно, я поживу у тебя, пока мои дела не наладятся?», она долго смотрела на него, взвешивая «за» и «против», и в конце концов ответила: «Хорошо. Но при одном условии: никаких других женщин. Потому что если ты подхватишь сифилис, нам обоим придет конец. Будь умницей, иначе я выставлю тебя за дверь. И еще не забывай: детей не аисты приносят». Эрик впервые видел ее такой: мудрой и осмотрительной. Он понял, что ошибался на ее счет, эта девушка — настоящее сокровище. Эрик с улыбкой кивнул: для него главное — не думать о том, как заработать на кусок хлеба. Но он дал себе слово, что никогда не отплатит неблагодарностью той, кто поддержала его в трудную минуту.

Пробежав глазами письмо Джины, Кэндзи ощутил легкий укол ревности. Она писала о своем новорожденном внуке Маркусе Таборе так, словно он один олицетворял собой все семь чудес света. Почему младенцы вызывают у всех такой восторг? Кэндзи аккуратно сложил листки, исписанные мелким изящным подчерком. Джина писала, что задержится у младшей дочери на неопределенное время. Сомнение закралось в душу Кэндзи: испытывает ли она к нему по-прежнему глубокую привязанность, или сработало правило: «С глаз долой — из сердца вон»?

«А ты сам? — возразил ему внутренний голос. — Так ли сильно ты дорожишь этой женщиной? Будет ли предательством по отношению к Джине, если ты скрасишь дни разлуки с помощью Фьяметты?»

Кэндзи стало стыдно. Разве можно нарушить клятвы, которыми они с Джиной обменивались ночами на улице Эшель? Неужели он способен изменить ей с женщиной, которую не любит?

«Разумеется, способен, — ответил он сам себе. — Это всего лишь зов плоти. Сама Фифи Ба-Рен с легкостью обманывает мужа и любовников, она исповедует принцип свободной любви. Джина никогда не узнает об этой интрижке, а значит, не будет страдать».

Кэндзи включил фонограф, который подарили ему на Рождество дочь и зять. Послышалось шипение, и красивый баритон запел:

Ты больше не прилетишь,

маленькая влюбленная бабочка,

И не станешь кружиться здесь день и ночь…[123]

Кто-то потянул его за брючину, и он резко обернулся. Оказывается, это маленькая Дафнэ, заслышав музыку, выбралась из своей кроватки. Теперь за ней нужен был глаз да глаз: ведь она могла попытаться самостоятельно спуститься по винтовой лестнице в магазин. Жозеф изобретал всякие перегородки и баррикады, но малышка успешно их преодолевала. Кэндзи взял внучку на руки и с улыбкой наблюдал, как она шевелит пальчиками в такт мелодии. Хорошенькая, спокойная, разумная… ему не хватало эпитетов, чтобы описать Дафнэ. Куда до нее какому-то Маркусу Табору! Кэндзи встал и с внучкой на руках прошел в соседнюю комнату. Оттуда слышался грохот пишущей машинки: Айрис печатала последние страницы нового романа «Месть призрака», который этой ночью закончил сочинять Жозеф.

Кэндзи с укоризной посмотрел на дочь.

— Дафнэ опять выбралась из кроватки, — сказал он.

Айрис испуганно вскочила.

— О боже! Когда я работаю, ничего вокруг не замечаю…

— Жозеф не должен был нагружать тебя, — проворчал Кэндзи.

— Я сама предложила ему помощь, — возразила Айрис, — иначе он просидел бы за пишущей машинкой всю ночь.

— А главное — ради чего! Это же всего лишь очередной бульварный роман, — заметил Кэндзи, усаживая Дафнэ обратно в кроватку.

Но она тут же снова вскочила и закричала что есть мочи:

— Кэзи! Музика!

— Она требует продолжения концерта! — рассмеялась Айрис.

— Так сыграй ей Шопена, — ответил Кэндзи, указывая на пианино.

— Боюсь, я разучилась играть: уже с трудом читаю с листа!

— Вот именно! Вместо того, чтобы стучать по клавишам этого дурацкого аппарата, лучше бы поупражнялась на клавишах пианино.

— Ты же приверженец технического прогресса, чем тебя не устраивает мой «Ремингтон»?

— «Ремингтон» вполне устраивает, а вот к зятю есть претензии, — буркнул Кэндзи и вышел.