Читать книгу "Девочка и мертвецы - Владимир Данихнов"

Рыбневу в виски будто цыганские иглы всадили. Он вытащил нож из поверженной фигуры и, пошатываясь, побрел вдоль стены.

Шел и думал: больно. Больно. Больно. Сашенька, как мне больно. Зачем ты покинула меня, радость моя? Почему ушла, счастье мое? Неправильно это. Жутко неправильно. Страшно больно. Ну, посмотри на меня: рассыпаюсь. Душа по капле выходит: скоро совсем не останется. Больно. Больно. Родная моя. Как без тебя больно. Как неправильно, как страшно, как одиноко. А помнишь, любимая, как снежком до заходящего солнца докидывал? Ради тебя докидывал. И сейчас могу. Только зачем? Больно. Ради кого? Больно. Больно. Больно.

Так думал Рыбнев, пока не добрался до автовокзала.

Уселся на пластмассовое сиденье в зале ожидания, опустил голову на грудь.

Ну а что такого? Сидит человек, автобуса ждет.

Утром подошел к кассе, протянул трясущейся рукой мелочь в окошко, купил билет.

И пока в Лермонтовку не приехал, больше ни о чем не думал.

Глава восемнадцатая

— …работники ФСД и милиции учинили взаимный перестрел, в результате которого погибло сорок три человека, включая…

— «Перестрел», ишь ты. — Бомж Егор Артемидыч захихикал, пряча нос под дырявое одеяло. Ветер изменил направление, и в лицо полез мокрый весенний снег. Егор Артемидыч, оставаясь в сидячем положении, переполз на другую сторону бочки: вытянул грязные руки к трескучему огню.

Радиоприемник продолжал вещать из картонной коробки:

— Специалисты утверждают, что неконтролируемый перестрел был вызван впрыском в воздух токсина, вызывающего галлюцинации. Впрыск, как утверждают специалисты, произвело мертвое серое существо, найденное в сеть-клубе «Наливное яблочко»…

— Ишь ты, — сказал Егор Артемидыч. — «Впрыск»!

— Вы ему верите? — спросили из темноты.

— Да не в том дело! — Егор Артемидыч захихикал и замахал руками. — Я в суть-то и не вникаю: мне К’олины тексты сами по себе нравятся, как словесные драгоценности. Иногда такое завернет! Уж очень мне его «впрыски» и «перестрелы» по душе.

— Понятно… — прошептали из темноты.

Егор Артемидыч украдкой повернул голову, напряг подслеповатые глазки: у ржавой цистерны на самом берегу реки виднелась бесформенная тень. Молодая девушка, судя по голосу; а по тени и не скажешь. По тени осьминог какой-то, Ктулху доморощенный.

Егор Артемидыч прикрутил громкость приемника, деловито поинтересовался:

— А что вы у нас под мостом забыли, мамзель?

— Путешествую я, — ответила девушка.

— Вот как! А почему под мостом? — Егор Артемидыч захихикал. — У нас автобусы тут не останавливаются!

— Я пешим ходом путешествую, — сухо ответила тень и чуть изменила положение. Егору Артемидычу показалось, что в напряженном синем воздухе мелькнуло щупальце. Впрочем, он был подслеповат и не доверял своим глазам.

— А зачем вы путешествуете, мамзель? — поинтересовался Егор Артемидыч. — Или секрет?

Девушка долго молчала. В бочке трещал огонь; у Егора Артемидыча замерзла спина, и он повернулся к бочке задом. Уставился на темную реку: ни дать ни взять продолжение ночного неба — темно, сине и звезды. Только вот холодом от этого неба несет; зябко, промозгло.

— Я путешествую, потому что люблю одного человека, — сказала, наконец, тень. — А может, потому, что хочу его убить.

Егор Артемидыч ничуть не удивился: хихикнул, порылся в горе тряпья, что было свалено рядом с бочкой; выудил потрепанное замасленное красное сердце из плюша и кинул девушке. Тень метнулась к сердцу, схватила его.

— Что это?

Егор Артемидыч почувствовал, что засыпает. Денек выдался хлопотным: с паперти пару раз сгоняла милиция, потом от обозлившихся конкуренток с клюками дворами да переулками уходил.

Он пробормотал:

— Это, милая мамзель, сердце.

— Это подушечка для иголок, — сказала девушка и добавила дрогнувшим голосом: — Мне так кажется.

— Видите, мамзель, вы уже сомневаетесь. — Егор Артемидыч слабо хихикнул. — И правильно, скажу я вам, делаете, потому что это не просто подушечка для иголок, а сердешный подарок, который мне когда-то вручила одна милая мамзель — прям как вы — и который со временем превратился в настоящее сердце, пусть и плюшевое.

— Зачем оно мне? — тихо спросила девушка.

— Найдите своего возлюбленного, — сказал Егор Артемидыч, — и подарите ему сердце, если любите его больше, чем хотите убить. Или убейте — если желание убить окажется сильнее.

В реке заплескалась рыбка-циклоп; моргнула из воды желтым глазом.

«Завтра хорошенько порыбачу», — подумал Егор Артемидыч, совсем засыпая.

— А если я сначала подарю ему сердце, а потом убью? — спросила девушка.

— Так у мамзелей почти всегда и выходит, — заявил Егор Артемидыч и заснул. Проснулся под утро от страшного холода. Вяло зашевелился, словно большой муравейник, бросил ленивый взгляд на берег: девушки не было.

— Говорили мне: не пей на ночь растворитель, — проворчал Егор Артемидыч и откупорил бутылочку. — Приснится же чудень! Что я ей там во сне вещал про сердце? Смешно вспоминать.

С этими словами Егор Артемидыч отстегнул накладную бороду и отправился ловить одноглазую рыбу.

Часть четвертая К вопросу о некромассе

Каждые две сотых секунды кто-то кого-то забывает.

Это ничего-ничего.

Глава первая

Марик ждал Катиного появления с неделю, но так и не дождался. Он стал чаще покидать лес и темными вечерами тайком бродил вокруг фермы, пытаясь разглядеть в желтых окнах Катину изящную фигурку, но девушка в пределах видимости не появлялась. Иногда во двор выходил Ионыч, чтоб покурить или отлить, и Марик едва сдерживался, чтоб не убить его. Удерживало только обещание, которое он дал девушке: не трогать опекунов.

На восьмой день Катиного исчезновения, Ионыч привез из Лермонтовки собаку: здоровенного черного пса с крысиной мордой и красной татуировкой на правом боку. Марик наблюдал за тем, как Ионыч мастерит для лютого зверя кособокую будку, как сажает пса на цепь, как отцепляет поводок с намордником: хитрое устройство позволяло это сделать издалека, чтоб собака не вцепилась в горло хозяину.

— Смотри, Федя, — сказал Ионыч в окно. — Теперь правая половина двора в полной безопасности под охраной лютого хищника.

Собака оглушительно залаяла, сильно дернула цепь.

— Как бы эта безопасность против тебя не обернулась, Ионыч, — посетовал больной сокольничий. — Сдается мне, что псину ты купил для нас неподконтрольную.

— Ничего, — сказал Ионыч, — зато она злая: мертвяка в клочки порвет, если случай выдастся. Продавец знакомый так и утверждал, и у меня нет оснований ему не верить.