Читать книгу "Дом свиданий - Леонид Абрамович Юзефович"

Джончик должен был гулять не меньше часа, так что время терпело. Разохотившись, Иван Дмитриевич взялся за третью папку. Тут хранились гравюры, изображавшие различные пытки и казни. Гаррота соперничала с дыбой, испанский сапог— с русским кнутом. Отрубленные руки свисали с воздетого на шест тележного колеса. Ужасы инквизиции меркли рядом с китайской казнью, при которой тело преступника по кусочкам выщипывают сквозь дырку в монете. Ай да Гнеточкин! Кто бы мог подумать? Колесование, четвертование, сожжение на костре, сажание на кол. Иван Дмитриевич почувствовал, что его начинает мутить, и четвертую по порядку папку раскрывать не стал. В ней, если судить по трем предыдущим, вполне могло оказаться что-нибудь еще более отвратительное. Хотя куда уж дальше! Под благообразной внешностью соседа по лестничной площадке скрывалась, оказывается, душа маньяка.

Теперь Иван Дмитриевич решил поглядеть нижние в стопе папки. Наугад вытащил одну и сразу понял: то, что он ищет, должно быть или здесь, или нигде.

Под обложкой этой папки обретались лукавые мамзельки неглиже, в расшнурованных корсетах, без чулочек, иные даже с голыми грудками. Они были в добром здравии, двое в кружевных панталончиках, составлявших весь их костюм для верховой езды, катались верхом на свирепых мужчинах в трико, с нафабренными усами, и очень веселились. Жеребцы тоже были счастливы такими всадницами. Вообще никаких ужасов тут не наблюдалось, никто никого не пытал и не мучил, разве что одну дамочку, стоявшую на четвереньках, пас вальяжный господин с маленьким хлыстиком. Но и у них лица были добрые: они просто играли в пастуха и овечку.

Иван Дмитриевич перебрал всех мамзелек, стараясь не отвлекаться на их прелести, и в самом низу обнаружил оттиск знакомого кружочка. Семь звезд, надпись. Все на месте. Он вернул папку обратно, а листок сложил вчетверо и сунул в карман.

В передней куколевской квартиры было пусто и тихо. Несколько дамских сумочек висели на вешалке, но той единственной, которая ему требовалась, Иван Дмитриевич среди них не увидел. Это лишний раз доказывало, его правоту. Расследование можно было считать завершенным, однако он решил не отказывать себе в удовольствии публичного разоблачения. Трагедия подошла к концу, но Иван Дмитриевич не устоял перед соблазном потрясти зрителей воистину шекспировским финалом. Почему бы нет? История стоила того, чтобы напоследок не портить ее пошлой возней с уликами. Нет, он сделает так, что убийца сам выдаст себя. Сцена готова, действующие лица на местах. Можно начинать последний акт.

Господи, как он потом жалел об этом!

5

— Ты прямо зеленый весь, — встревожилась жена, когда он вернулся за стол. — Живот болит?

— Все прошло, — сказал Иван Дмитриевич.

— Что там Ванечка делает?

— Рисует, — ответил он.

Перед ним стояло заливное из белорыбицы, лежал пирог с сомовьим плеском, еще что-то постное, но вкусное. Он поковырял и отставил. Есть не хотелось.

— Совсем себе желудок испортил, — огорчилась жена. — Бегаешь допоздна, не думаешь о своем здоровье.

— Я думаю.

— Нет, не думаешь. А если ты не думаешь о здоровье, значит, не думаешь о нас с Ванечкой. Что-нибудь с тобой случится, как мы будем жить без тебя? Женился, сына родил, будь добр думать о своем желудке, это твой долг передо мной и Ванечкой.

Иван Дмитриевич не возражал, слушал против обыкновения покорно.

— Скоро начнут убирать посуду, — предрекла жена.

Ее, видимо, посвятили в диспозицию сегодняшнего обеда, и она гордилась оказанным ей доверием.

— Уберут, потом подадут вино и сладости. Ты, пожалуйста, не пей и не ешь, сладкое тебе вредно для желудка, только возьми пару пирожных для Ванечки. Я бы сама взяла, но меня Шарлотта Тенриховна просила помочь распорядиться, так что я не могу.

— Почему? — не понял он.

— Потому что мне доверили, и получится, будто я пользуюсь своим положением.

Одно радовало: за этими заботами жена забыла и думать о баронессе.

Она подошла к сестре Шарлотты Генриховны, к ним присоединилась Нина Александровна, и все трое стали что-то горячо обсуждать, указывая в разные точки стола. Они, вероятно, вырабатывали стратегию предстоящей операции: торт — на правый фланг, редуты из эклеров — по центру, слева прикрыть позиции яблочным пирогом, наливочки пустить вперед, чтобы завязали сражение, а затем уж подтянуть главные силы — мадеру, шампанское, после чего обрушить на противника брусничную воду с вареньем. Самовар и сахарницы оставить в резерве.

Зайцева сунулась было к ним с указанием на какие-то их тактические просчеты, но ее советы остались без внимания.

Из всех присутствующих лишь Иван Дмитриевич знал, что эти стройные планы будут спутаны и не то что до чая, а и до брусничной воды дело не дойдет.

Заметив, что рядом с Зеленским освободилось место, он подсел к нему.

— Сергей Богданович, мой сын из-за вас вчера целый день плакал. И позавчера не мог уснуть.

— Из-за меня?

— Позавчера вы заходили в детскую, случайно заметили в коробке, не удержались и украли… сами знаете что.

Зеленский слабо трепыхнулся:

— Что?

— Вы знаете… А вечером смазали медом и прилепили мне на дверь.

Зеленский молчал. Его рука дрожала, зажатая в ней вилка выбивала дробь о край тарелки.

— Возле подъезда, — продолжал Иван Дмитриевич, — стоял Зайцев, и он бы вас увидел, если бы вы прошли по улице. Но из вашего подъезда в наш есть и другая дорога. Вы пробрались через чердак.

Мысль об этом явилась ночью, когда Иван Дмитриевич увидел свет в чердачном окне и понял, почему баронесса сошла к нему на площадку сверху со свечою в руке. Она проделала тот же путь, что и Зеленский незадолго до нее. По улице, видимо, идти побоялась, чтобы не попасться на глаза кому-нибудь из соседей, но не нацарапай Ванечка гвоздем на своей штучке, догадка так и осталась бы без применения. Кроме Зеленского, который в тот день побывал в детской, украсть жетончик было некому. Не считая, разумеется, жены, но с нее Иван Дмитриевич давно снял все подозрения.

Вилка звенела все громче, он взял ее у Зеленского и положил на скатерть.

— Вы ходили по краю пропасти, Сергей Богданович, и дьявол нашептывал вам: прыгай, прыгай, не разобьешься. Наконец вы прыгнули. И что теперь? Впрочем, вы с самого начала пытались обмануть меня. Каллисто, Ликаон… Скажи мне кто-то другой, я бы лишь посмеялся, однако у вас все выглядело вполне правдоподобно. Я чуть было не попался. Но хорошего помаленьку, вы явно перестарались. Не стоило пугать меня сорока девятью братцами, тут вы дали маху. Вам, кстати, известно, что Марфа Никитична жива?

— Я его не убивал, — тихо сказал Зеленский.

— Знаю. Но вы знаете имя убийцы, а я — нет, — соврал Иван Дмитриевич.