Читать книгу "Кроссворд для Слепого - Андрей Воронин"

— Найду.

Войдя в ванную, мужчина закрылся. В его руке была пробирка. Он взял бутылочку с аспирином, вытряхнул себе на ладонь пять таблеток, находившихся в бутылочке из прозрачного белого стекла, несколько мгновений их рассматривал. Затем откупорил свою пробирку. Таблетки аспирина на его ладони и таблетки, которые он достал из своей пробирки, были похожи по размеру и цвету. Он взял таблетку аспирина, бросил ее в умывальник, смыл, а таблетку из своей пробирки бросил в бутылочку с аспирином и аккуратно закрыл пробку. Лишь после этого забрался под душ. Он стоял под струями горячей воды, которая смывала пот, смывала желание и запах Софьи, и его губы в каплях воды кривились.

«Пять дней. Может, это произойдет даже завтра, а может быть, послезавтра. В общем, пять дней.»

— Ты собираешься уйти, Олег? — открыв ванную и глядя на мужчину, спросила Софья.

— Ты предлагаешь остаться?

— Конечно, хотя как тебе будет удобно. Но, честно говоря, я не советовала бы тебе садиться за руль, все-таки ты немного выпил.

— Это не страшно, — сказал Чернявский. — Я могу на ногах не стоять, но ехать смогу.

— Не советую, — произнесла Софья.

— Может, ты и права. Пожалуй, я уеду утром.

— Где твои сейчас?

— Где же им еще быть — за границей отдыхают. Иногда звонят, иногда по Интернету пишут, как им хорошо, просят, ясное дело, денег.

ГЛАВА 17

Все было как обычно. Без десяти девять генерал Потапчук остановил машину в арбатском дворе. Водитель понимающе кивнул, когда Потапчук с портфелем в руках, на этот раз без зонта, покинул машину.

«Любовница у него тут живет, что ли? — подумал водитель, глядя в зеркальце на своего шефа, который решительно по диагонали пересекал двор. — Явно кто-то у него здесь близкий, слишком часто он ездит. Правда, если бы это была женщина, то генерал хоть иногда приезжал бы с букетом цветов. Значит, не женщина», — решил водитель, включая погромче музыку и откидываясь на спинку сиденья.

Потапчук вошел в соседний двор, обошел беседку и трех ребят, которые перебрасывались мячом, и взглянул на знакомые окна. Как он и предполагал, они были темные.

«Вот уж прирожденный конспиратор. Ни разу я не видел, чтобы окна были открыты, чтобы свет пробивался сквозь жалюзи.»

Неторопливо поднялся на последний этаж, переложил портфель из левой руки в правую и дважды надавил кнопку звонка.

Дверь открылась.

— Входи, Федор Филиппович, — услышал он голос Глеба, переступая порог.

Дверь бесшумно закрылась, щелкнули замки. Лишь после этого, как всегда, в маленькой прихожей вспыхнул свет, невероятно яркий, аж глаза у Потапчука заслезились.

— У тебя здесь, Глеб Петрович, как в операционной.

— Это вам кажется после подъезда.

— Почему лампочки на лестнице не вкрутишь?

— Я периодически вкручиваю, а подростки их периодически выкручивают. Мне это дело надоело, и я решил — пусть будет как есть.

Генерал разделся и с портфелем вошел в мастерскую. Как всегда играла музыка, светился монитор компьютера.

— Я принес кассету, на нее согнали все, что было при Максе Фурье, — сказал Федор Филиппович, ставя на журнальный столик портфель и извлекая из него кассету. — Я специально попросил сделать копию под твой видеомагнитофон.

— Если бы вы принесли маленькую кассету, я бы мог и ее использовать. Камера у меня есть.

— Извини, Глеб, не знал.

— Куда же вы, думаете, я деньги налогоплательщиков трачу?

— На женщин конечно же, — пошутил генерал Потапчук, передавая Глебу кассету.

— Нет, Федор Филиппович, на улучшение материально-технической базы. Ведь двадцать первый век — это время прогресса, а прогрессу следует соответствовать. Все вооружаются — компьютеры, ксероксы, все новое… Вот и я стараюсь идти в ногу со временем.

— Ладно тебе, Глеб Петрович, старика лечить.

— Я не лечу, а отчитываюсь, Федор Филиппович, чтобы вы не думали, чтобы вам за меня стыдно не было, а то еще подумаете, будто ваш человек транжирит государственные денежки, а пользы не приносит.

Глеб вставил кассету в видеомагнитофон и уселся в кресло.

— Скажи мне, что ты надеешься увидеть?

— Хочу получить подтверждение одной из своих версий.

— У тебя уже есть версии?

— Да, — спокойно произнес Глеб. — Прошу прощения, забыл вас кофе угостить.

— Давай, я не откажусь: голова болит.

— Сильно болит?

— Тяжелая. Достали в конторе. Но я жду версию…

Глеб наполнил чашки ароматным кофе, придвинул к генералу пепельницу, пачку сигарет, при этом сказал:

— Можете курить мои. Я знаю, вы по будним дням без сигарет ходите.

— Все ты знаешь, все тебе известно, даже версия у тебя существует.

— А вот ваши люди, Федор Филиппович, скажу откровенно, работают хреново.

— Без тебя знаю.

— Причем не просто плохо, а абсолютно непрофессионально. МУРовцы работают бестолково, и прокурорские следователи тоже действуют как слоны в посудной лавке.

— Что они сделали?

— Дело в том, что они ничего не сделали.

— Не понял, — генерал насторожился. Он не любил, когда кто-либо упрекает в бездеятельности его и его сотрудников. Он не стерпел бы подобных упреков от начальства, но с Глебом Сиверовым отношения были иные, и если Слепой что-то утверждал, то скорее всего это правда, у него есть веские доказательства, и Потапчуку хотелось их выслушать.

— Я просмотрел отчеты еще тогда, когда вы их принесли, а затем провел кое-какую работу. Встретился с домработницей Сергея Максимова, с ее дочерью Светланой.

— Давай ближе к делу. Любишь ты нервы наматывать! Ты мне чем-то напоминаешь директора ФСБ, тот тоже любит начинать издалека, с геополитического положения России, с ситуации, экономику затронет, о налогах поговорит. И так полчаса, пока в конце концов к делу не перейдет.

— Никто не обратил внимания, — отчетливо произнес Глеб, — на такую простую деталь: в квартире Сергея Максимова исчезла картина.

— Какая картина? — генерал тряхнул головой, отставил чашку с кофе и принялся вертеть в пальцах сигарету, раздумывая, зажечь ее сейчас или подождать.

Глеб щелкнул зажигалкой, поднес огонек Потапчуку.

Тот закурил.

— Почему остановился? Прикурить я и сам мог.

— Картина была перевязана шпагатом, завернута в плакат с суперкроссвордом, заклеена скотчем, размером шестьдесят на восемьдесят или шестьдесят пять на восемьдесят, могу на пару сантиметров ошибиться. Макс вез ее из Витебска. А вот когда приехали МУРовцы, картины в квартире не оказалось.