Читать книгу "Тайга мятежников любит - Евгений Сухов"

– Скотина… – Субботин сплюнул и прямо на глазах начал чернеть. Малютин пожал плечами. Он всегда считал, что трое способны хранить секрет, если двое из них мертвы.

– Где коллекция Шалимова, Яков Михайлович? – Он сместил прицел и разом скинул нарочитое добродушие. – Поверьте, у меня достаточно возможностей, чтобы превратить остаток вашей жизни в ад. Итак, вопрос повторяется – где коллекция Шалимова?

Субботин смотрел на него исподлобья, не открывая рта. Скончалась надежда в уполномоченном товарища Менжинского. Предсмертная усталость заливала негнущиеся члены.

– А какой мне резон тебе говорить об этом, Малютин? Ты же все равно меня пристрелишь… Так стреляй сразу – все равно ничего не скажу.

– Пристрелю, Яков Михайлович, – согласился ротмистр. – Но пристрелю одной пулей, деликатно, с чувством глубокого уважения и никоим образом не вызову вашего неудовольствия. Зачем вам муки перед смертью? Кстати, как вы относитесь к запаху жареных ног?

– Да стреляй же! – зарычал Субботин. – Не добьешься ни хрена, Малютин, не тяни резину…

«А ведь боится бравый комиссар, – вник в терзания Субботина ротмистр. – Интересно, его когда-нибудь пытали? Да черта с два его пытали. Даже не угрожали. Если что и пережил – то пару драк с благородным финалом «лежачего не бьют». Он может не бояться смерти, но учиться не бояться боли Субботину было негде, да и незачем. Попадись он в пятом или шестом году, всякое случалось, но он попался в двенадцатом, после Ленского расстрела – приисковые не хотели есть бычий член, а Субботин, оказавшийся поблизости, пояснял это массам. Был арест, вежливые допросы, отдельная, не столь уж гадкая, камера, неограниченные передачи с воли. Суд, адвокат, оплаченный из партийной кассы, минимальный приговор, допустимый гуманным Уложением о наказаниях. Отдельный закуток в «столыпине», конвоиры бегают на станцию – выполнять заказы узника. Деньги ему передавали. Вполне приличный Иркутск, съемная квартира на Портовой. С прислугой, правда, туговато, но это уж совсем барство…»

Он сбил его с ног одним ударом – Субботин не ожидал такого подвоха. Выхаркнул кровь изо рта вместе с отломившимся зубом, застонал от боли. Сделал попытку приподняться, опираясь на руку.

– Стреляй, не мучь…

– Да нет, дружище, мы пойдем другим путем… – В пистолете оставались три патрона, он выстрелил Субботину в правое запястье. Чекист свалился на спину, завопил от боли. Неприятные ощущения, можно представить. Он терял сознание от боли.

– Где коллекция, Яков Михайлович, не вынуждайте усугублять – ни вы, ни я этого не хотим.

– Да пошел ты…

Он схватил его за плечо простреленной руки, резко вывернул – Субботину пришлось перевалиться на живот. Надавил коленом на второй от шеи позвонок, одновременно захватил запястье здоровой руки и с силой его провернул. Не сказать, что он получал от этого удовольствие.

Мучительный стон, исторгнутый полуживым человеком, взмыл к кронам деревьев:

– Убей, падла-ааа…

Он приставил пистолет к уху, вывернув мочку. Со лба хлестал пот. Он чувствовал, что и сам скоро может лишиться сознания.

– Где коллекция Шалимова, Яков Михайлович? Не верьте, что вам было больно. Больно будет СЕЙЧАС.

– Хорошо, я скажу… – простонал истязаемый. – Это перед храмом, метров сто не доходя, в низине… Там кусты, за ними поляна, обрыв…

– Вот и благодарствуем за сотрудничество, – облегченно вздохнул ротмистр и слез с дрожащего тела. – Но вы же понимаете, Яков Михайлович, я буду плутать по этой низине до второго пришествия. Уж не обессудьте, но вам придется меня проводить. Или есть возражения? – дуло «браунинга» вновь уперлось в основание уха.

– Провожу, будь ты проклят, исчадие ада…

Это было довольно странное местечко. Словно наглухо закрытая комната, куда не проникают звуки с улицы. Физическая аномалия, не иначе – мертвая зона, обособленный от тайги участок, по стечению обстоятельств расположившийся в самом ее сердце. Бугорок, заросший пушистой травкой, – изделие явно рукотворное – хотя с чего бы в этой явно необитаемой глухомани?

Он сбросил наваждение, резко мотнув подбородком слева направо, да с такой силой, что брызнул пот со лба. К черту сраную мистику, от таких «негородских» похождений скоро точно уверуешь в нечистую силу… Он сжал рукоятку пистолета, навел поплывшую резкость, поймав ускользнувшего Субботина. На месте товарищ из ВЧК.

Субботин брел с повисшими руками, а когда идти стало некуда, рухнул на колени, не в силах ни поворотиться, ни посмотреть в глаза своему истязателю. Так и стоял на коленях, опустив голову, перед обрывом, оплетенным жилистыми корнями, выражая покорность судьбе.

…Вот он, бугорок, укрытый срезанным дерном. Издалека могло бы пройти, а вблизи бросалась в глаза нелепость и торопливость схоронения. Малютин ощутил, как что-то сдавливает сердце. Нехорошо становилось на душе, пакостно. Такое ощущение, что кто-то прячется в кустах и пристально за ними наблюдает…

К черту предчувствия и предугадания! Он выстрелил Субботину в затылок. Чекист упал лицом вниз. Всё.

– Вот так и с властью вашей голодраной будет, – мстительно пробормотал Малютин. – Сгубит вас ваша патологическая жадность…

Под лопаткой невыносимо чесалось. Он рухнул на колени, отшвырнул дерн, выволок из трещины скособоченный ящик. Бормоча: «Не дай бог обманул, сволочь, ох аукнется тебе на том свете…», он отодрал крышку, схватил первое, что попалось в руку, поднес к глазам, отметив машинально: тяжеловатенький предмет… И отшатнулся от оскаленной волчьей пасти – такое чувство, что живая и вот-вот вцепится в палец! Ну, наваждение, ей-богу… Да хватит с ума сходить! Он отшвырнул золотую фигурку зверя, выполненную скрупулезно, до мелочей – голова непропорционально крупная, страшная, макроцефал какой-то… Опять запустил руку, выгреб из вороха тряпок резной крест, похожий на трилистник, – в традиционном христианстве такие как будто не отмечались…

И тут нешуточная паника овладела Малютиным. Сердце сдавило – словно кто-то взял его в кулак и крепко сжал. Он окаменел, сидел на коленях и не мог пошевелиться. За спиной что-то прошуршало. Это уже не мистика – это полная хренотень…

Опасность не гипотетическая, он понял. За спиной кто-то был – и намерения у человека были не дружеские (непросто в данную минуту представить человека с дружескими намерениями). «Не спи, Малютин, замерзнешь», – приказал он себе. Правая рука, сжимающая пистолет, онемела, он не чувствовал рукоятку. Медленно повернулся, преодолевая нарастающее сопротивление…

За спиной стоял человек… А может, лесное существо из русских сказок… Не успел Малютин с полицейской скрупулезностью оценить экстерьер таежного обитателя. Заворожили глаза – глубокие, как колодец, колючие, черные. А остальное лишь попало в периферийное зрение: морда широченная, рост невелик, одежда из криво сшитых огрызков кожи, на ногах какие-то тряпочные обмотки, седые патлы, борода клочками… И рваный шрам под левым глазом, придающий созданию совсем уж неповторимый вид.