Читать книгу "Солнце мое-2 - Владимир Олегович Войлошников"

нас в кабинетике — мы с Вовой, шестеро парней да четверо девчонок. Энтузиасты!

— Ни фига себе, что у нас сегодня! — эту мысль в разных вариациях излагал каждый, лицезревший накрытую поляну.

— Сегодня, господа и дамы, мы чествуем нашего друга Халкона! — Вова хлопнул лучившегося счастьем именинника по плечу. — Он уже достиг довольно преклонных лет. Сколько? История умалчивает.

— Двадцать один! — гордо сказал Халкон.

— О! Двадцать один! Теперь ему можно употреблять алкоголь не только на родине, но и взаграницах!

— Так выпьем же за это! — подхватил Рыжий, и все пьющие подставили свои кружки, к которые Халкон наливал по очереди, пользуясь для мерки парой рюмок (взятых взаймы у папы в магазине).

— Мне, как Оле, вина, — попросила Лика. — И, господа, давайте пока по одной, а после проигрыша — уже дальше посидим? А то развезёт ведь нас…

— Поддерживаю! — подхватила Роса. — Надо сперва отыграть, а потом уж посидим. Мне тоже вина, ага.

— Дайте хоть перекусить маленько! — возмутились мальчишки. — Истечём ведь желудочным соком.

— Да вы ешьте! Только не пейте, — парировали мы.

Но парни решили закусь не превращать в еду, ограничились бутербродом на каждого и бодрой рысью понеслись в маленький зал, ставить финал.

Потом мы, конечно, посидели. Хорошо так посидели, Вова уже на треню ушёл, а компания всё поздравляла Халкона, попутно обсуждая всякое из ролевой жизни и, конечно же, из завершённой книжки. Закончилась бутылка вина, и парни сбегали, купили ещё. Но некоторые, не будем тыкать в Росу пальцем, решили, что самое время переключиться на водочку. Удивительно, но торт уже ни в кого не влез, и мы решили оставить его на завтра, к чаю.

Народ начал потихоньку собираться домой, ходили заглядывали в зал, прощались с Вовой. Дольше всех прощался Халкон. Наконец все двинули на выход: как положено, кривые, но несгибаемые.

Я проводила развесёлую компанию за двери и составила кру́жки на полку. Правило у нас такое: каждый моет кружку за себя. Не хочешь мыть — право твоё. Вытерла стол, вернула на него и включила компьютер. Разложила перед собой листочки с правками.

Ну, финалочка.

Назавтра после фехтования наша могучая кучка по привычке снова собралась. К тому же — торт в холодильнике ждёт!

— Н-да-а-а… — протянул Рыжий. — Вот нам и нечего разыгрывать. Прям ломка.

— Слу-у-ушайте! — озарило меня. — А хотите феерически выступить?

25. 1997 НАЧИНАЕТСЯ

НОВОГОДНЕЕ

Тут надо немножечко отступить и сказать, что новый год начался для меня преизрядно заранее. И не потому что «кто празднику рад, тот за неделю пьян», а из-за детских групп. В каждом кружке — обязательно, как же без этого! — нужно было провести праздничный утренник, танцорам дать возможность выступить, а остальным — тоже как-то проявить себя. Сперва мы подумали, что всех смешаем в одну кучу — общий концерт с разнообразными танцами, английскими песенками и показательным мини-квестом для подготовщиков к школе. С выставкой работ художников и керамистов в коридоре.

— Нет, Оль, — очень серьёзно сказала Аня, которая помогала мне всё это сочинять. — Всё в кучу смешаем, пупки у нас с преподавателями от усердия развяжутся. Группы большие. В зале тесно будет, как на ёлке в Музкомедии.

— Да, пожалуй, — согласилась я.

И ощущения такие же у детей останутся. Скомканные.

Так что постановили мы всем подразделениям праздновать по раздельности. Осталось теперь сочинить сценарий, чтоб типа мини-спектакля и с привлечением детей.

Могучая игровая кучка выслушала наш концепт, переглянулась…

— А что! — сказал Витольд. — Могу быть пиратом.

— Каким пиратом? — удивилась Лика.

— Да любым! У меня как раз костюм готов под шестнашку*.

*Шестнадцатый век, то есть.

— А что? — подхватил Рыжий. — Пираты, которые волшебные часы у деда Мороза украли⁈ А без них не насупит новый год!

В общем, сценарий мы сочинили — закачаешься!

Анька так и сказала, когда назавтра его читала.

— А дедом Морозом кто будет?

— Вова. Прикинь, у него, оказывается, есть солидный опыт выступлений в молодёжном Железногорском театре!

— Ни фига себе!

— А Снегурочкой я хотела тебя, но все сказали, что педагогов нельзя.

— Да, дети всё равно узнают. Будут кричать: «Анна Влади-и-имировна-а-а!»

— Но. Там у нас тоже есть девчонка беленькая, Лика. Сыграет.

Недостающие костюмы под это дело я выпросила в садике. Пара репетиций — и выступили мы просто феерически! Яростный Халкон с повязкой на один глаз изображал Бармалея. Такая ржака…

Отыграли мы спектакли и пошли на супер-короткие каникулы. Все преподаватели согласились, что до третьего января отдохнём — и хватит! А то это же придётся стоимость за месяц пересчитывать…

А на новый год нас с Вовкой позвали к папиному брату, Николаю Иванычу, который жил прямо в этом же доме, непосредственно над «Шаман-камнем», на третьем этаже. Собственно, они всю иркутскую родню приглашали — вот и нас тоже. Собирались заранее, к семи. Бурно провожали старый год — с песнями под гитару, с домашними юморными стенгазетами и бурным их обсуждением. И, конечно, с шикарным столом. Потому что — какой смысл до двенадцати терпеть??? В полночь бегали на набережную — смотреть, как над рестораном на дальней сопке запускают фейерверки. Кое-кто и на заливе пускал, но те ресторанные были самые махровые, я тридцать шесть мощных бахов насчитала.

Посидели до часу — пошли к нашим, в Юбилейный, попроведовать.

Там ещё посидели, снова поели и немножко выпили.

— Слушай, — я посмотрела на Вовку, — ты как хочешь, а я есть уже не могу.

— А пойдём на горку? — предложил он. — Я с общаги железо забирал, видел, там в роще строили. Большую!

— И на чём кататься будем?

— Картонку какую-нибудь подберём.

— А пойдём!

Бабушка услышала:

— Ой, Оля! Возьмите в шкафу твою подушку.

— Какую подушку? — не поняла я.

— Детскую твою, для горки.

— Она жива ещё, что ли⁈

— Так висит там, что ей сделается! За моим пальто.

Я полезла в шкаф и извлекла на белый свет древнюю (лет пятнадцать ей!) катальную подушку.

— О! Ностальжи!

С одной стороны она была тряпочно-кремпленовая, с другой — клеёнчатая, и я с умилением узнала расцветку нашей старой кухонной скатерти. Клеёнка местами потрескалась, но ещё держалась.

— Зато по кочкам мягче будет,