Читать книгу "Дева войны. «Злой город» - Наталья Павлищева"

Однако произошло все не так.

Первым в ставку примчался не Субедей, которому было бы положено уже ползать у ног хана, а царевич Гуюк. Он тоже был виновен, потому что и его воины стояли у Козелле-секе, только по другую сторону реки. Они не успели переправиться на помощь тем, кто упустил дружину, уходящую из города. Но с Гуюка спрос маленький, он отвечал за северную и западную стены города, а там ничего плохого не произошло. Урусы прорвались с южной и восточной сторон.

Царевич Гуюк примчался не столько виниться, он вообще не собирался делать этого перед Бату, сколько чтобы не пропустить миг, когда будет повержен всесильный Субедей, чьи воины держали восточную и южную стены сожженного города. Внутри погибло немало и кешиктенов самого багатура.

Гуюк подошел к стоявшему безмолвно Батыю и едва склонил голову в знак повиновения, никакого ползания у ног. Сегодня под джихангиром так основательно закачался его трон, что можно и не ползать. Для себя царевич уже решил, что завтра же потребует созыва всех участников похода и настоит на том, чтобы Субедея казнили как виновника в провале у Козелле-секе, а также, чтобы Бату больше не был джихангиром похода, слишком много неудач случилось в последние месяцы, а сожженные города хотя и дали огромную добычу, но потребовали большую плату за это. Монгольское войско впору восстанавливать после таких «успехов».

Бату, конечно, понял все мысли своего двоюродного брата, догадался, что тот задумал. Теперь главным стало не дать себя утопить, даже если для этого потребуется принести в жертву Субедея. Конечно, удаление из войска багатура неизбежно, только сделать это надо так, чтобы не пала тень на самого джихангира, еще один повод для нападок царевичей ему не нужен. Голос Бату был тих и строг, он не позволил Гуюку самому начать говорить:

– Где был ты, когда конница урусов прорывалась из города?

Царевич даже на мгновение потерял дар речи. Бату собирается обвинять его в неудаче, вернее, полном провале Субедея?! Но почти сразу взгляд Гуюка стал насмешливым:

– Мои воины держали свою сторону крепости, и они не допустили, чтобы урусы прорвались там.

Знай Бату расположение Козелле-секе, он мог бы сказать, что там и невозможно прорваться, но Гуюк не сам выбирал расположение своего тумена, Субедей встал с южной стороны, оставив царевича с запада, это было сделано для того, чтобы первому ворваться в город и захватить больше других добычи. Вот и получил, верно говорят: не думай, что ты лучше других, это плохо кончится.

Бату молчал, потому Гуюк решился чуть поиздеваться над багатуром, едва ли он рискнул бы это сделать, стой Субедей рядом, но полководец еще не прибыл, а у царевича было хорошее настроение. Ничто не радует так, как неприятности соперника.

– Помыслы багатура кручены, как шерсть молодого барашка, он не хотел чужой помощи и не просил ее. Когда мы сами решили прийти, было уже поздно. Урусы прорвались быстро, воины Субедея не успели оказать им сопротивление. – Царевич даже сокрушенно развел руками. – Нет ничего переменчивее воинского счастья, оно как погода, с утра светит солнце, а к вечеру затянет тучами.

Можно бы посмеяться и дальше, но Гуюк побоялся, что это уже слишком и может вызвать взрыв негодования самого Бату, у хана и так ходуном ходили желваки, но взгляд по-прежнему был бесстрастным. Ишь как его выучил Субедей.

Гуюк ненавидел Субедея за многое, за удачливость, за презрение к любой слабости, но больше всего за то, что верный пес Чингисхана предпочел ему Бату. Одной из причин постоянного пьянства царевича была и вот эта зависть к выбранному Субедеем Бату-хану и нежелание багатура считаться с ним, Гуюком. Но теперь ненавистный полководец повержен, как завтра будет повержен и его хан. Царевич твердо решил на совете добиваться устранения ставшего неудачником полководца.

Бату больше разговаривать не стал, круто развернувшись, ушел в свой шатер, не зовя с собой. Гуюк на всякий случай чуть постоял, ожидая, но ничего не выждал и отправился к себе. Ничего, ему сообщат, когда багатур приедет, тогда можно будет, словно по делу, снова зайти к хану и полюбоваться на то, как он унижает своего наставника. А если вдруг Бату не решится на это, то завтра на совете Гуюк во всеуслышание объявит, что хан прощает даже такие провалы и не способен спросить со своих полководцев…

Бату слишком вознес своего наставника в благодарность за избрание джихангиром. Но излишне острый клинок опасен тем, что часто режет собственные ножны. Об этом не стоило бы забывать избранному джихангиру, которого можно и переизбрать. Ничего, что Каракорум далеко, обойдутся присланным согласием, только сначала нужно убрать единственного способного помешать человека – Субедей-багатура. Старшего брата хана Орду Гуюк в расчет не принимал, тот не рискнет сказать против, а если и рискнет, то что значит голос одного царевича против многих?

Твердо уверовав, что Бату не решится наказать Субедея за провал в Козелле-секе, а значит, даст повод потребовать созыва всех царевичей, Гуюк заметно повеселел. Этим провалом Бату загонялся в угол. Наказать Субедея значило поссориться с ним, а не наказать – поставить себя против всех сразу.

Но у Гуюка была еще одна задумка – он торопился в степь. Хитрый Бату, несомненно, по совету своего наставника Субедея разлучил Гуюка с царевичем Мунке, отправив того на юг. Туда мог пойти любой другой, но Бату выбрал именно Мунке, хорошо зная, что это главная поддержка Гуюка, ведь Мунке всегда поддерживал брата и поддакивал ему. Гуюк остался один. Конечно, вокруг полно царевичей, но ни на кого положиться нельзя, любой способен предать и продать, слова следовало держать при себе невысказанными, взгляды бросать осторожно, каждый шаг продумывать. Такого ли достоин сын правящего Великого хана Угедея?! Кто такой Бату? Внук Потрясателя Вселенной, но не старший внук и сын нелюбимого сына. Его пора скидывать. И теперь Гуюк знал, какой силой он воспользуется. Он был готов действовать, слишком долго и терпеливо сносил обиды от хана, получал худшие куски, худшие города.

Монгольское войско не просто устало, оно смертельно устало, и многие готовы кинуться в степь, забыв о повиновении. Если бы не боялись гнева Бату, давно бы так и сделали. Конечно, у хана Золотая пайцза, но когда речь пойдет о жизни или смерти, слишком многие царевичи предпочтут жизнь, забыв о Бату. Это кешиктены или кебтеулы могут бездумно отдавать свои жизни по одному взгляду или слову джихангира, царевичи уже давно готовы лучше сменить такового.

Гуюку была нужна ссора с Бату-ханом, чтобы иметь повод и возможность уйти на юг в степь. И тогда пусть глупый верблюд Бату сидит под каждым маленьким городишком хоть по полгода, царевичи побегут вслед за Гуюком. А что касается гонцов с требованием вернуться или подчиниться, то можно сделать вид, что таковых не было.

Об этом же размышлял и Бату в ожидании, когда приедет Субедей. Он решил предложить багатуру самому повиниться перед царевичами и этим выбить у его противников оружие из рук. Субедей хитер, он придумает, как сделать так, чтобы наказание выглядело весомым, таковым не являясь. Бату-хан не хуже Гуюка помнил о переменчивом воинском счастье, но на наставника, потерявшего столько времени под маленькой крепостью и провалившего все, был зол.