Читать книгу "Нож Равальяка - Жюльетта Бенцони"

Есть еще Антуан де Сарранс, который ненавидит ее смертной ненавистью. Ее, а заодно и своего бывшего лучшего друга Тома де Курси. Но представить себе, что он убил или нанял убийцу для своего собственного отца, было бы слишком. Да, Антуан влюбился в нее с первого взгляда, но поспешил попросить короля, чтобы тот отправил его подальше от Парижа, так он не хотел видеть, как Лоренцу обвенчают с его отцом и она станет его мачехой. Когда Лоренца проживала тот мучительный кошмар, Антуан находился в Англии...

Кроме этих троих, Лоренца не видела больше никого, кто бы мог так ожесточенно преследовать ее.

И еще одна тайна: кто мог назваться капитаном де Витри, иметь дерзость отправиться в Голландию и увезти оттуда обоих пленников, предъявив письмо Марии де Медичи, то ли поддельное, то ли настоящее? На счету этого человека смерть Анри де Буа-Траси и... неужели Тома тоже? Написавший письмо, похоже, не сомневается в ней...

Зато Лоренца никак не могла поверить в смерть своего мужа. Но, быть может, потому, что страшилась безнадежности?

И по мере того, как дни бежали за днями, в ее сердце стала закрадываться неуверенность.

Лоренца знала, что барон Губерт пообещал немалое вознаграждение тому, кто найдет убийцу, и тратил деньги, не считая, лишь бы добыть хоть какие-то сведения. Но пока все было напрасно. За деньгами приходили мошенники, которых проницательный барон тут же выводил на чистую воду. Пока несомненным оставался только один факт: фальшивый де Витри, его отряд и второй пленник исчезли без следа из Конде-сюр-л'Эско. Безжизненное тело де Буа-Траси было единственным доказательством их существования. Управляющий замком и солдаты, охраняющие маленький городок, клялись всеми святыми, что они никого не видели: ни отряда, ни чужаков, не слышали никакого шума. Ничего, кроме тела несчастного молодого человека, найденного в речных камышах.

Два раза Лоренца с одобрения барона Губерта принимала в замке Кончини, который не скрывал своего довольства началом новой дружбы, сулившей, быть может, нечто большее... Лоренца принимала гостя, одевшись в черное, Губерт удалялся в дальний конец оранжереи, а Кларисса следила за Кончини с бдительностью испанской дуэньи, изобразив на лице притворную улыбку. Фанфарон оказывал «молодой вдове» скромные знаки внимания, привозя цветы и сладости, которые потом радовали деревенских ребятишек. Он уверял Лоренцу в своей преданности и обещал сделать все, чтобы тело Тома могло упокоиться рядом со своими предками, и обещал отыскать фальшивого де Витри. Между тем результаты его стараний были скудными, а точнее, таковых не было вовсе, хотя, казалось, он преисполнен благими намерениями и власть его возрастает с каждым днем.

Кончини вовсе не хвастался, говоря о своей безграничной власти. Письма принцессы де Конти, с которой Лоренца поддерживала оживленную переписку, не оставляли у семейства де Курси никаких сомнений на этот счет. Ходили слухи, что Кончини стал любовником королевы, и он делал все, чтобы подтвердить эти слухи. В покои королевы всегда входил не стучась, а из ее покоев выходил, не приведя в порядок одежды и застегиваясь прилюдно. Мало этого, теперь он поселился в подаренном ему королевой доме на берегу реки, через которую был перекинут мостик, ведущий в королевский сад, и назывался этот мостик «мостом любви».

Придворные уже были настолько убеждены в их близости, что однажды граф дю Люд, услышав, как Мария де Медичи просит принести ей вуаль, дерзко пошутил:

— Лодке на якоре зачем еще и парус?[37]

Королева сделала вид, что ничего не слышит, зато фаворит улыбнулся с фатовским видом и покрутил ус. А его жена, прославившаяся своей ревностью, на этот раз пребывала в полном спокойствии.

«Надо сказать, — писала Луиза де Конти Лоренце, — что у этой дамы есть другие занятия. В ее лавочке чем только не торгуют: деньгами, доходными должностями, почестями, землей, богатыми особняками, и от всего она не забывает уделить себе небольшую толику. Думаю, что ее апартаменты трещат от золота и всевозможных сокровищ. По сути дела, ничего не изменилось: она и только она управляет регентшей, а властью, которую добывает ее супруг, тоже пользуется она. Как жаль, что вы так красивы! Нет, нет, я совсем не шучу, Бассомпьер думает точно так же, как я: не будь вы так красивы, вы могли бы с ней поладить! Вы же с ней землячки!..»

— Она избавила меня от тети Гонории, и я ей за это благодарна, — сообщила Лоренца Клариссе и герцогине, — хотя, может быть, это не послужило мне на пользу. Галигаи взяла ее под свое покровительство, потому что она была старая, злющая и смертельно меня ненавидела.

— А вы никогда не пытались узнать, что сталось с вашей тетей?

— Конечно, пыталась. Как только меня назначили придворной дамой, я стала расспрашивать о Гонории, но узнала только, что она вынуждена была уехать во Флоренцию и пользуется там теми крохами, которые у меня остались. Я не думаю, что нашлась бы почва, на которой мы сблизились бы с Галигаи. Еще труднее мне представить себе, что я льщу ей и перед ней заискиваю. Она внушает мне отвращение.

— А принимать ее супруга для вас большое развлечение? — осведомилась герцогиня.

— Нет, конечно! О господи! Вы сами прекрасно это знаете! А почему вы об этом спросили?

— Чтобы узнать, на какие жертвы вы готовы ради того, чтобы добиться своей цели. Но я согласна, вы слишком хороши собой, чтобы Галигаи пожелала видеться с вами. К тому же говорят, что она стала часто прихварывать...

Причина нездоровья была ясна. Или казалась таковой. Но как бы там ни было, где-то в уголке сознания Лоренцы отложилась мысль о возможном разговоре с драгоценной подругой Марии де Медичи. Новое письмо принцессы, повествующее совсем о другом, вдруг вытолкнуло затаившуюся мысль на поверхность.

«Только этого мне не хватало, — писала принцесса, — я оказалась в центре нелепой семейной ссоры, которая угрожает поджечь весь Париж, если не всю Францию. Вообразите, что на какой-то из людных улиц — а они все людные! — кучер моего супруга затеял ссору с другим кучером, который оказался кучером его родного брата, графа де Суассона. Граф сидел в карете и веселился от души. Что страшно не понравилось принцу, который, как всем известно, умом не блещет и вдобавок наполовину глух. Он рассердился и решил вызвать брата на дуэль. Граф, находя дело скорее забавным, рассказал все регентше и попросил ее вмешаться и послать к моему разъяренному супругу, чтобы успокоить его, в качестве посла моего брата де Гиза. Гиз вместо того, чтобы приехать к нам один или с несколькими друзьями, позволил уговорить себя своим дворянам, которые сочли, что ему грозит опасность, составить ему эскорт. Подумайте! Они поехали отрядом в шестьдесят человек! Конечно, подняли дьявольский шум. И когда они проезжали мимо особняка де Суассона, тот страшно возмутился и послал предупредить Конде. А этот дурачок, у которого в голове только ссоры и раздоры, увидел в этом случае великолепный повод устроить очередную потасовку, он собрал, ни много ни мало, двести сторонников, взял с собой де Суассона и отправился в Лувр, желая, чтобы регентша наконец покончила с «этим ужасным Гизом», который, стремясь изо всех сил к власти, не устает сеять мятежи, как в достопамятные времена Лиги. Через час весь двор разделился надвое: на сторону Гизов встали Вандомы, Неверы, д'Эпернон, Беллегард и Роган, а против него — Конде, Суассон и... Кончини, что явно свидетельствует о том, куда клонится сердце Ее Величества. И вот из-за глупого пустяка все мы ожидаем с часу на час восстания в Париже! Как я завидую спокойствию вашего прекрасного замка! Думаю, что я последую за своей матерью — герцогиней де Гиз, — она наслаждается покоем в своем замке д'О. Мадам де Монпансье, чья дочь вынуждена была выйти замуж за моего брата Гиза, тоже уезжает к себе в Сен-Фаржо. Наша любезная государыня, похоже, в одночасье лишится всех своих ближайших подруг и останется в обществе одной Галигаи. Бедную Гершевиль ждет невеселая жизнь. Она ненавидит Конде, как, впрочем, и всех остальных, не исключая и Галигаи... А я вдруг подумала, не воспользоваться ли вам образовавшейся пустотой, чтобы попытаться поговорить с вышеозначенной дамой? Тем более что у Галигаи сейчас приступ за приступом, а регентша терпеть не может болезней и не слишком приближает ее в эти минуты. Вполне может быть, что и она на несколько дней отправится в свой замок Монсо! Да! Чуть не забыла! Галигаи обратилась за помощью к врачу вашего друга Джованетти, который творит чудеса... Поверьте мне, вашей подруге, и подумайте!..»