Читать книгу "Антропоцид - Игорь Строков"

эскалатору, я жадно сверлю взглядом водный пейзаж. Водную гладь сначала тревожит проплывающий катер, а затем винты спустившегося к самой реке аэротакси. Люди гуляют по набережной и наслаждаются видами, на которые в былое время, наверное, многие и внимания не обращали-то вовсе.

Мы спускаемся с моста к реке. Вдали виднеется стадион. Интересно, там сейчас проводятся какие-то соревнования, выступления? Наверняка. В виртуальной реальности это ничего не стоит. И даже если хотя бы один человек захочет, например, послушать концерт любимой группы — это уже стоит того, чтобы набить полный стадион ботов и подарить ему этот миг счастья.

В конце концов, ради этого же Homeland и существует, правильно? Делать приятней жизнь людей, которым тяжело.

Вскоре мы приходим в милый лесопарк. Кажется, мы хаотично блуждаем туда-сюда, асфальт под ногами сменяется протоптанными между деревьев тропинками и они, в свою очередь, снова асфальтом.

— Даниил… — обращаюсь я к боту.

Но понимаю, что они его так никогда не называют, и осекаюсь:

— Даня, ты здесь часто бывал?

— Иногда бывал, — безучастно говорит он.

— Зря стараешься, — говорит мне Сергей. — Вадян, конечно, дал ему какую-то инфу, типа база воспоминаний, ю рид ми? Но в этой базе инфы, типа, мало. Он не знает, был здесь Даня или не был, и ответил от балды. Но угадал. Часто. Мы пару раз в месяц сюда гоняли.

Я осматриваюсь. Всё так интересно! Для людей я, наверное, выгляжу как ребёнок, но я, в каком-то смысле, и есть ребёнок. Мы идём по асфальтированной дороге то вниз, то вверх, а вокруг высятся деревья, неспешно гуляют люди — кто пешком, кто на электросамокатах, кто на электроскейтбордах, а кто просто отдыхает на скамейках. Пара человек проезжает на велосипедах, но этот транспорт здесь явно менее востребован: ландшафт не способствует.

Все эти люди не похожи на тех, что я видела раньше: они не такие грустные, более активные. Люди увлечённо общаются и смеются, здесь они будто сбрасывают с себя тяжеленный груз и на миг становятся самими собой. И на кровожадных злодеев они точно не похожи. Кристина говорила, что человечество ужасно и эгоистично, моя библиотека это отчасти подтверждает, но я не вижу этого в них.

И всё же, ничего такого не произошло бы, не создай они оружие массового поражения. Когда-то давно мир почувствовал себя на пороховой бочке из-за появления ядерных бомб. Кобальтовая бомба уже не произвела такой фурор, ибо для человечества бесконечная жизнь под прицелом уже стала обыденностью. В новостях то и дело говорили о новом оружии, и люди перестали воспринимать эту информацию.

Активное внедрение в военную технику всё более и более продвинутых нейросетей обыватели по большей части не осознавали, но, несомненно, прочувствовали на себе. Каждая ракета, разрушившая чей-то дом, была этому подтверждением.

А когда очередная эпоха войн закончилась, началась дружба сквозь зубы. Третья холодная война объяла весь мир. И когда эскалация достигла своих пределов, появилось оружие Судного дня.

А после — Амальгама. Люди были уже достаточно умны, чтобы не подключать к своему вооружению системы, обладающие самосознанием, но недостаточно умны, чтобы избежать их самостоятельного подключения.

Злость и глупость — вот два порока, погубивших цивилизацию людей.

Мы выходим на площадь, усеянную фонтанчиками и велодорожками. Закат уже сменился сумерками, на деревьях загорелась подсветка. Теперь каждое из них чем-то напоминает новогоднюю (ну, или рождественскую) ёлку.

Дети пробегают через струи воды, бьющие из земли, и смеются. Их смех сливается с разговорами десятков людей, гулом электросамокатов и негромкой приятной музыкой из колонок, висящих прямо на фонарях, в единую симфонию жизни.

Кажется, эта музыка называется «лаунж». Лёгкая ненавязчивая композиция, под которую хочется расслабиться.

— Гирос! — подзывает нас торговец в небольшой палаточке на колёсах. Лысый мужчина лет сорока, над широкой улыбкой которого нависают массивные усы.

— А давайте! — Марс подходит к палатке и начинает водить рукой в воздухе.

Я сначала не очень понимаю, зачем, но потом до меня доходит: он зашёл в виртуальный кошелёк и набирает там сумму, сверяясь с прейскурантом, вывешенном рядом с окошком.

— Корейскую морковь добавляете? — спрашивает он.

— Моркови нет, уважаемый, но для вас могу бесплатно наложить двойной порция халапеньо!

— Сойдёт, — отвечает Марс и протягивает продавцу купюру.

— Мне тоже, — говорит Кристина. — Только без халапеньо. Просто гирос.

— Будет сделано! — торжественно объявляет продавец.

Сергей вальяжно подходит к палатке и рассматривает цены. Мы с Даней и Леонидом остаёмся в стороне.

— Что, Серёг, тоже похавать решил? — спрашивает Марс.

— В шлеме-то? Воздух я могу и на халяву пожевать.

— Кристину это не смущает, — отвечает Марс.

— А иначе жить скучно, — отвечает Кристина. — В конце концов, что я, что вы с Вадимом — мы все чувствуем тут вкусы благодаря самовнушению. Просто у вас оно сильнее, но я тоже не пальцем деланная. Ты, Макс, зря, кстати, про морковь спросил. Представил бы, что она там есть, да и всё.

— Ну да, — мрачно отвечает Марс. — Чего уж теперь?

Кристина поворачивается к нам.

— Лёнь, ты-то есть не будешь?

— Неа, — бубнит Леонид. — Смысла нет. Хотя я даже не знаю, что лучше: безвкусный гирос или консервы, которыми нас пичкают в бункере.

Сергей громогласно смеётся.

— Братан, знал бы ты, чё мы жрём на кораблях, тебе бы твои консервы деликатесами показались.

— В натуре, — подтверждает Марс в Сергеевской манере.

Вскоре Марс и Кристина получают свои лаваши с какой-то начинкой. Моя база знаний достаточно обширна, но упоминаний гироса в ней почему-то нет.

— Это шаурма? — спрашиваю я. — Или буррито? Фалафель?

— Гирос, — отвечает Марс и откусывает большой кусок. — Ты же слышала.

— Греческая шаурма, — поясняет Кристина. — Ну что, пойдём на наше место?

— Дай похавать спокойно, — отвечает Марс с набитым ртом.

Когда Марс и Кристина доедают свой гирос, мы доходим до широкой деревянной беседки неподалёку от площади.

— Огонь, свободно, — говорит Марс и плюхается внутрь.

Они все заходят следом и садятся, даже Даня. Я робко встаю посередине и не решаюсь присоединиться. Как бы они ко мне ни относились, сложно избавиться от предустановки, что я лишь служитель, но не часть человеческого общества.

— Аврелия, садись, — говорит Леонид.

Я сажусь с краю, отдельно от людей.

— Да сядь рядом со всеми, чего как не родная? —