Читать книгу "Ненастоящий герой. Том 5 - N&K@"

полета.

Ну их. Пускай себе падают, если мозгов нет. Меньше ртов кормить.

В общем, летающий замок — штука затратная, но зато теплая, мягкая и с сиськ… Хм, нет. Это уже не из той оперы.

Наблюдая за своими владениями с высоты птичьего полета, маркиз обратил внимание, что лед и песок еще немного продвинулись, сократив пригодное для существования пространство. Перед Велхастом же вновь начали собираться несчастные, решившие рискнуть жизнью ради надежды добыть пропитание.

И их можно понять.

После отбытия ранговиков город не устоит. Но тут ничего не поделаешь. При всем желании фор Корстед не смог бы спасти каждого, поселившегося на его земле. Банально не хватит еды, запасенной Люмьеном. Так что пусть благодарят судьбу те, кому посчастливилось обладать достаточной силой или иметь ранговиков в родственниках — они уносились прочь с гибнущего материка, с надеждой глядя в туманное будущее.

Спустя несколько дней, Радремон сидел во дворе замка, вполглаза наблюдая за очередным поединком Висчорна и Бешеной. Полуогр не на ровном месте обрел свою славу и выходил победителем в трех схватках из четырех. И хотя он на один ранг превосходил светлую, оба воина улучшали свое мастерство боя чуть ли не с каждым сражением. Что определенно шло роду на пользу.

В руках маркиз крутил небольшую склянку, наполненную синей сыпучей субстанцией.

Не то песок, не то пыль, не то еще что. Даже система пасовала с определением.

Фор Корстед получил ее в дар от маленькой девочки, когда путешествовал вместе с торговым караваном из Элмора в Гатонду. Малышка погибла во время нападения монстров, но Радремон до сих пор так и не выкинул безделушку. Почему-то та странным теплом отзывалась в его окутанном тьмой сердце.

Словно робко алеющий уголек в глубине давно погасшего костра.

Казалось, что в любой момент тот может погаснуть, слившись с окружающей чернотой, но если о нем позаботиться, защитить, раздуть, то веселое пламя еще может вспыхнуть, даря окружающим тепло и радость.

Да и много места невинный подарок в Перстне не занимал. Не после того как артефакт разросся до фантастических тридцати пяти ячеек. Так что пусть себе лежит, напоминая фор Корстеду о…

Он и сам не понимал о чем.

Однако каждый раз, доставая пузырек на свет, Радремон вспоминал ту чистую светлую детскую улыбку, и в его израненной душе, пусть всего на несколько мгновений, но воцарялся мир.

Тяжело дыша, Бешеная упала на грядку морковки, чем вызвала молчаливое недовольство ответственного за огород слуги. У горла эльфийки застыло острие алебарды. Однако Висчорну тоже досталось, и по его обнаженной краснокожей груди стекало несколько алых струек крови.

— Снова моя взяла! — радостно возвестил полуогр, убрав оружие и предложив светлой руку помощи. Та ее оттолкнула и поднялась самостоятельно.

— Помнится, стоя на стене, ты хотела лично с ним разобраться. — не упустил возможности поддеть эльфийку Банарв. Бешеная ответила огненным взглядом, способным мигом испепелить кого угодно, кроме непрошибаемого дварфа. — Куда тащишь, олух? — прикрикнул тот на молодого орка, с трудом ковылявшего с массивной балкой на плече. — Это от башенной, дубина! Наверх неси!

Горестно вздохнув, орк развернулся на сто восемьдесят градусов и, сгибаясь под тяжестью ноши, побрел обратно в замок.

— Послал же четырежды мертвый господь идиотов! — в сердцах прорычал Банарв, доставая фляжку. Однако, откупорив ее, он лишь глубоко вдохнул аромат хмеля и, так и не пригубив, убрал обратно. — Пойду посмотрю, как продвигается. Не то, ей богу, соберут вместо баллист сушилки какие-нибудь — будем от врагов дырявыми трусами отмахиваться.

— Значит ты так научил, старик. — хмыкнул Йункот, тренировавшийся здесь же в стрельбе из лука.

— Жопе слова не давали. — лениво отмахнулся от него бородач и ушел на стену.

Там во всю кипела работа.

Когда Радремон понял, что его летающий замок остался без защитного купола, он приказал Банарву озаботиться оборонительной машинерией. Да, маркиз без сомнений мог самостоятельно справиться с каким-нибудь Мегалодоном, но не дежурить же ему во дворе круглые сутки?

В итоге спесивый дварф разработал особую модификацию баллисты, вмонтированной в стену и способной с немалой силой метать похожие на тяжеленный гарпун снаряды. В помощники Банарв набрал исключительно сородичей, заявив, что представители других рас скорее пальцы себе переломают, чем из двух веток крест сложат. Однако он все равно оставался недоволен качеством работ и тем, что ему постоянно приходилось лично все контролировать.

Ну да ничего. Пускай на собственной шкуре прочувствует, что быть членом ближнего круга — это не только постоянно крутиться возле лидера и получать от него различные преференции, но и нести ответственность за судьбу всего рода. Ну или хотя бы ее части.

Кстати, свою лепту в конструкцию защитных машин внес и сам фор Корстед. Он приказал к концу каждого гарпуна прикрепить прочный трос, способный выдержать больше тонны нагрузки. Во-первых, это позволяло расчетам баллист тренироваться в стрельбе, не расходуя снаряды, а во-вторых, если вдруг удастся подстрелить какую тварь, то глупо терять впустую столько дармового мяса.

Тем более, что ситуация с провизией отнюдь не радовала. Люмьен, конечно, запасся от души, но он не рассчитывал, что население замка резко вырастет. Один только Крушитель жрал, как трое недокормленных волков, сбежавших из Колизея.

До голода было еще далеко, однако о расточительстве пришлось сразу забыть, а пайки строго контролировались. Но никто не роптал. Каждый понимал, отчего их спас глава рода, и благодарил судьбу, что у них вообще есть возможность рассчитывать на светлое будущее для себя и своих семей.

Помнится в прежней своей жизни Радремон о подобных вещах даже не задумывался. Ни о том сколько продуктов в день расходует родовой замок, ни о том где их брать, ни о защите от потенциальных опасностей, ни о политических союзах… Он просто просыпался, шел на службу, где день за днем выполнял одни и те же действия, затем возвращался домой и ложился спать. Словно…

Маркиз не смог подобрать сравнения.

Уже в который раз череда тусклых серых образов заполонила разум фор Корстеда. Но перед тем, как привычным усилием мысли выкинуть